Похищение славянки - страница 46
Он накрыл ее тело своим, но она сжалась, не давая пробиться внутрь. И Харальд в ответ изогнулся, нашел подрагивающие, приоткрытые губы. Поцеловал, жестко надавливая и запрокидывая голову, прошелся языком по небу, крохотному, как и все в ней, по его меркам. Поймал ладонью левую грудь, погладил, стараясь, чтобы ласка получилась не тяжелой, а скользящей, щекочущей…
И с радостью ощутил, как тело внизу, под ним, становится податливей. Расслабляется, принимая его.
Целовал чужанин так, словно душу из нее хотел вынуть. Потом добрался до груди рукой. И тут дымкой от его тепла и ласки заволокло все — и стыд, и боль между ног, и даже то, что сюда она попала не по своей воле.
Только и слышала Забава, как сердце гулко стучит, как обдувают щеку частые выдохи чужанина. Как нарождается в животе мягким комком неуверенное тепло, растекается к груди…
И снова позволила ему делать с собой все, что он пожелает. Колени перестала стискивать, женой покорной легла.
Меж ногами тут же засаднило, как будто мозоль сковырнула — и чужанин оторвался от ее рта, рванулся вверх.
Ничего больше не было для Забавы — был только он, тело его тяжелое, жаркое, дыхание сверху. Тепло, на шее и плечах щекотная ласка меха, в котором она утопала, тяжесть какая-то непонятная в животе, движенья чужанина, частые, как капель по весне. Паволокой им вслед — легкая боль между ног. И от боли — в сладкую муку…
Потом все кончилось, и он неспешно перекатился на бок, забросил на нее сразу и ручищу, и колено. Глаза закрыл, вроде уснул.
Забава замерла. Тихо было в покоях, чужанин рядом расслабленно дышал, и щенка она не слышала — тот, наверно, тоже задремал где-то.
Надо встать, подумала Забава. Отыскать и накинуть на себя хотя бы сорочицу, которую чужанин стащил с нее вместе с платьем. Стыдно так лежать-то, голышом…
Она чуть двинулась, собираясь выскользнуть из-под руки чужанина, ярла Харальда по-здешнему — а тот вдруг вскинул голову, приподнялся, опершись на локоть.
И поглядел на нее сверху серебряными глазами, в которых зрачки темнели черными дырами — так поглядел, словно и не спал вовсе. Рукой, которой обнимал Забаву, коснулся ее груди под горлом, там, где ямка меж ключиц. Сказал протяжно:
— До-обава.
Потом отнял руку, ткнул пальцем себя в грудь:
— Харальд.
И снова молча уставился на нее.
Познакомиться со мной решил, со смятением подумала Забава. И что теперь? Только то и ясно, что она для него Добава.
— Харальд. — Снова повторил чужанин. — Дом.
Потянулся, нависнув над ней с правой стороны.
— Еда. Дом. Злато.
Девчонка глядела на него непонимающе, и Харальд решил на этом закончить общение. Вот придет завтра рабыня из славянских земель, которую Кейлев приставил к светловолосой, та самая старуха, которую он застал развалившейся на кровати нынче вечером — тогда они и поговорят.
А сейчас…
На дворе стояла глубокая ночь, но у Харальда сна не было ни в одном глазу. Девчонка смущалась под его взглядом, хотя все меж ними было, и не один раз.
Смущалась, но руками не прикрывалась, подумал Харальд. Только ежилась, сдвигая худые, в синяках, колени. Плечи сводила, горбясь, прогибалась под его взглядом, гулявшим по груди. Ямки за ключицами, и без того торчавшими, от этого угублялись, становясь провалами.
Харальд лениво шевельнул ладонью, прогулялся ей от белого горла до бугорка между ног. Запустил пальцы еще ниже, клиньем меж худых бедер. Ощутил влажное — его семя.
Бесплодное семя оборотня, сына Ермунгарда. Он шевельнул бровями, отгоняя ненужные мысли. Подумал, приподнимаясь над постелью и над девчонкой — баня и немного еды. Вот что нужно ей… да и ему.
Чужанин, Харальд этот, встал с кровати первым. Забава вскочила следом — и пока он неторопливо одевался, пошла искать платье вместе с сорочицей, стараясь держаться к чужанину боком или спиной.
Одежда отыскалась на полу в углу, только на ней уже спал черный щенок. Забава, оглянувшись на чужанина — тот позвякивал поясом из тяжелых блях, на нее вроде бы не смотрел — переложила кутенка на шкуру, укрывавшую один из сундуков. Потянулась за платьем, присев, чтобы голым телом не сверкать.