Похищение со многими неизвестными - страница 21
Три года назад империя Владимира Круглова зашаталась. Говорят, миллионер перешел дорогу министру или кто-то более сильный положил глаз на его активы. На Владимира Круглова завели дело по незаконной приватизации коксохимического комбината, обвинили в неуплате налогов и в легализации имущества, приобретенного преступным путем. Сам Круглов попал под домашний арест, и акции его концерна обесценились втрое. Дело длилось более года. В результате коксохимический комбинат у Круглова забрали, концерн доплатил налоги, а Круглову позволили уехать в Австрию на лечение.
Сын Круглова, Александр, сумел конвертировать преследование отца в собственный политический капитал. Он так активно критиковал власть и финансировал митинги протеста, что либеральная общественность вознесла его в лидеры оппозиционной партии «Прогрессивная демократия».
На судьбе Орлика проблемы шефа сказались самым неблагоприятным образом. Как только Круглов попал под домашний арест, «вице-президент» был уволен. В новом противостоянии связи бывшего полицейского подполковника ничего не стоили. Так, в пятьдесят три года крепкий амбициозный Орлик оказался безработным. Он предлагал свои услуги другим крупным бизнесменам, но те шарахались от «крыс, бегущих с тонущего корабля». В столь специфической работе ценится преданность, проверенная годами, а к перебежчикам относятся с подозрением.
Куда теперь? В простые охранники? Ну уж, нет! Лучше перебиваться случайными заработками. С постаревшей женой-ровесницей Орлик расстался уже давно. Прежняя должность позволяла ему менять молодых сговорчивых подружек, чего гордая жена терпеть не стала. Теперь Орлик жил один, сбережения заканчивались, и поступивший заказ – обчистить банк – пришелся как нельзя кстати.
Зная полицейские заморочки и психологию бизнесменов, Орлик разработал простой, но эффективный план. В напарники он взял Максима Ручкина, бывшего сержанта полиции из своего отдела. Орлик знал, Ручкин – парень без нервов, способный выполнить грязную работу. Однако за ним нужен глаз да глаз. Ручкин, хоть и исполнительный, но никогда не поймешь, что у него на уме. Душа у парня, словно за темной шторкой. Орлик пробовал поговорить с ним по душам за выпивкой, но Ручкин даже не пьет, а это всегда настораживает.
Чтобы контролировать напарника, на время операции Орлик арендовал квартиру, в которой они сейчас и отсиживались. Так спокойнее. Парень под круглосуточным наблюдением.
Эдуард Леонидович оторвал взгляд от монитора, ему послышался приглушенный голос Макса. С кем он болтает? Орлик встал со стула и пошел на звук.
Голос напарника звучал из совмещенного санузла:
– Яна, нет у меня никого! Я тебя люблю, глупая. Потерпи день-другой, закончу дела и встретимся.
«Разговаривает по телефону, – догадался Орлик. – А ведь я ему запретил!»
– Яна, угомонись. Я обещаю, скоро поедем в Сочи… Хочешь в Турцию? Туда паспорт нужен, а у меня…
– Открой! – забарабанил в дверь Орлик.
– Занято! Дай подтереться.
– С кем ты болтаешь?
– Отстань, я на толчке сижу! – огрызнулся молодой напарник.
Орлик вскипел, выбил дверь и выхватил телефон у Ручкина. Разозлившись, бросил телефон в унитаз и спустил воду.
– Ты что творишь! – набросился на него Ручкин, припечатав к стене.
– Я же сказал: не включать телефон.
– Да что ты заладил! Я звонил Яне, своей девушке. Она нам помогла, сыграла Петелину, ей полагается доля!
Прозвучавшее имя девушки резало слух Орлику. В целях конспирации он строго-настрого запретил Максу называть друг друга по имени даже, когда они находились одни. И еще он запретил любое общение с посторонними. Если первое условие подельник соблюдал, называя Орлика стариком, то на второе наплевал. Более того, попытался скрыть!
Орлик отпихнул Ручкина и вернулся в комнату. Макс шел за ним, продолжая гнуть свою линию:
– Как на счет доли для моей подруги?
– Ты нарушил правило: никакого общения.
– Дело сделано, старик. Мы сутки сидим тут безвылазно. Зачем? Поделили – и разбежались!
– Сначала выясним последствия, а потом будем делить.
– Не хочешь уменьшать свою долю? Черт с тобой! Я дам ей из своей.
– Не в этом дело. Главное, чтобы нас не накрыли. Ни тебя, ни меня. Об этой квартире никто не знает, а ты звонишь отсюда.