Похищенный. Катриона (Романы) - страница 68

Вот как это произошло. Мы спустились с поросшего вереском косогора: Алан впереди, я за ним, шагах в двух,- ни дать ни взять странствующий скрипач со своей женушкой,- как вдруг в вереске что-то зашуршало, и на нас набросилось трое или четверо оборванцев. Мы и опомниться не успели, как уже лежим на земле и у каждого из нас к горлу приставлен кинжал.

Впрочем, думается, меня это не слишком встревожило: боль от неучтивого прикосновения, точно капля в море, потонула в других страданиях, а они были поистине тяжки. Велика была радость отдохновения после несносной ходьбы, и потому даже кинжал у горла не оказал на меня сильного впечатления. Я лежал и спокойно глядел в лицо человека, меня схватившего; помню, оно было черное от загара, глаза - ясные, светлые. Я не чувствовал ни малейшего страха. Я слышал, как в стороне Алан и его противник шепчутся о чем-то по-гэльски, но о чем они там толкуют, было мне безразлично. Вскоре кинжалы были убраны, оружие наше отобрано, мы же с Аланом посажены на траву друг против друга.

- Это люди Клюни,- пояснил мне Алан.- Все вышло как нельзя лучше. Посидим покамест с дозорными, а тем временем вождя известят о моем прибытии.

Клюни Макферсон, вождь клана Воурих, был одним из предводителей восстания сорок пятого года. За его поимку обещана была награда. Я полагал, что он давно уж во Франции вместе с другими главарями мятежников. Как я ни был утомлен и измучен, любопытство мое было сильно возбуждено.

- Как, неужели Клюни еще здесь? - воскликнул я в удивлении.

- А где же ему быть, по-твоему? Он на своей родине, под защитою верного клана. Королю Георгу и не снилась такая охрана.

Я хотел было расспросить Алана поподробнее, но он был явно не расположен к беседе.

- Я немного притомился,- оборвал он меня.- Надо бы мне поспать.

И с этими словами он повалился ничком в густой вереск и тотчас заснул.

Мне же, однако, никак не спалось. Вы, верно, слыхали, как летом в траве трещат кузнечики? Так вот, только я закрывал глаза, как появлялось ощущение, будто в голове, в животе, во всем теле растет неумолчный стрекот; я тотчас открывал глаза, вскакивал, снова ложился, ворочался с боку на бок - увы, все без толку. Я глядел в небо, но лучи солнца слепили глаза, я переводил взгляд на наших караульных, грязных, оборванных дозорных Клюни, выглядывавших из зарослей на вершине косогора и о чем-то толковавших между собой по-гэльски.

Таков был этот желанный привал. Наконец возвратился посыльный с известием, что Клюни будет рад нас видеть. Мы поднялись на ноги и снова двинулись в путь. Алан пребывал в прекрасном расположении духа: он выспался, проголодался и предвкушал удовольствие от жареной оленины, о чем, как видно, ему сообщил посыльный. Мне же при одной только мысли о еде становилось дурно. Невыносимая тяжесть в теле сменилась слабостью и головокружением, и я едва держался на ногах. Меня несло, как паутинку, воздух, казалось, струился, как горный поток, и бросал меня из стороны в сторону. От сознания своей беспомощности меня охватывал страх, то находило вдруг какое-то унылое, щемящее чувство, и на глаза навертывались слезы, удержать которые я не мог.

Я заметил, что Алан глядит на меня нахмурясь, и подумал, ч+о он опять сердится; при этой мысли мной овладел безотчетный, жалобный страх, какой нередко испытывают дети. Помню также, я вдруг улыбался, и улыбка застывала у меня на лице; я понимал, что улыбаться глупо, не к месту, но ничего не мог с собою поделать. Между тем мой товарищ и не думал сердиться - он тревожился за меня. В ту же минуту двое слуг Клюни подхватили меня под руки и потащили вперед, как мне показалось, с быстротой необыкновенной, хотя, конечно, это было не так. Мы пробирались по сумрачному лабиринту лесистых долин и оврагов, все ближе и ближе к мрачной вершине Бен-Алдер.

Наконец мы подошли к подножью крутого скалистого склона, покрытого старым, дремучим лесом, над которым отвесной стеной вставал голый утес.

- Ну вот, уж близко,- промолвил один из наших провожатых, и мы начали подниматься на гору.

Деревья взбирались по склону, как матросы по вантам; могучие их стволы с корявыми корнями стояли так близко друг к другу, что образовывали как бы ступени лестницы, по которым мы и всходили.