Похититель детей - страница 8

стр.

«Если ты не усвоишь правописание, — говорила учительница, фрау Блау, — то провалишься и по всем остальным предметам, потому что автоматически будешь получать на балл ниже. Приходится догадываться, что ты написал, что ты имел в виду и как это вообще должно называться. Читай книги, и ты увидишь, как пишутся слова».

Беньямин ничего не понимал в правописании. Почему слово «Bohne» пишется через «h»? «Потому что «o» произносится как долгий звук», — говорила фрау Блау. Но «o» в слове «Kanone» тоже произносится долго, а «Kanone» все-таки пишется без «h». Этого не могла объяснить ему даже фрау Блау. И в диктанте Беньямин путал все. Как пишется «Wal» — через «h», или с двумя «a», или просто с одним «a»? А как обстоят дела со словами «Saal», «Pfahl» и «Qual»?

Беньямин слишком долго думал, терялся, путался все больше и больше и делал из-за этого кучу совсем уж глупых ошибок. И каждый раз получал «неудовлетворительно». Это было выше его сил. Все это просто не вмещалось в его голове.

Работу по математике он завалил, потому что не знал таблицу умножения. Понятно, это была его вина, но цифры тоже не лезли ему в голову. Он просто не мог запомнить, что два умножить на семнадцать будет тридцать четыре, а семью восемь — пятьдесят шесть. Ни одно число не имело для него никакого значения, через три секунды он все снова забывал.

Беньямин твердо решил показать неудачные работы отцу и объяснить ему все. Понятно, он тоже расстроится, как и мать, но, конечно, поймет его, по крайней мере не будет плакать. У него будет бесконечно печальный взгляд, но работы он подпишет. И, наверное, скажет эту ужасную фразу, которая всегда пугала Беньямина до смерти: «Надо что-то решать, сынок».

Около восьми вечера он перестал смотреть в окно. Надежды, что отец вернется домой трезвым и они успеют поговорить, становилось все меньше. Он пошел в гостиную, сел около матери и стал вместе с ней смотреть новости. Мать всегда радовалась, когда он интересовался новостями.

Он сидел тихо-тихо. Время от времени он смотрел на мать и улыбался ей. Когда новости закончились, Беньямин сказал:

— Папа, конечно, скоро придет. Не волнуйся.

Марианна храбро кивнула и погладила Беньямина по руке:

— Как насчет бутерброда с ливерной колбасой?

Беньямин засиял:

— Ой, я сейчас приготовлю!

И помчался в кухню.

Когда он вернулся в гостиную с двумя бутербродами с ливерной колбасой и двумя стаканами молока, мать уже уснула. Но когда он попытался тихонько поставить на столик возле кушетки маленький поднос, на котором был изображен освещенный солнцем горный пейзаж, Марианна проснулась и обняла его.

— Ты мой большой мальчик, — прошептала она. — Если бы ты знал, как я тебя люблю!

— Я тебя тоже, мама, — прошептал в ответ Беньямин, — я тебя тоже.

В этот момент он почувствовал себя бесконечно счастливым и крепко обнял мать. Вместе с тем на душе у него было очень горько, хоть плачь. Ему так хотелось раскрыть перед ней душу, но он не решился.

В девять часов мать отослала его спать. Беньямин ушел в свою комнату, не протестуя. Но заснуть он не мог. Он то и дело вскакивал с постели и смотрел на улицу. Время от времени из-за угла появлялись люди, но отца не было среди них. К одиннадцати у Беньямина просто не осталось сил бодрствовать дальше. Он решил на следующий день прогулять школу, чтобы выиграть немного времени, ведь фрау Блау, конечно же, спросит, где подписи родителей. После этого он, усталый, заснул, держа в руке плюшевого медвежонка.

Когда Беньямин, как всегда, в семь пятнадцать зашел в кухню, мать как раз готовила ему бутерброды в школу. Она была бледной и усталой. Ее длинные волосы не были расчесаны и падали на плечи, она не заколола их, тем не менее Беньямину она казалась прекрасной.

— Папа Дома? — спросил Беньямин.

— Да.

— А когда он пришел?

— В три. Какао хочешь?

Беньямин кивнул.

— А сейчас ты рада? — спросил он мать.

— У меня легче на душе. Конечно.

Беньямин расслабился. Значит, все в порядке. Сегодня после обеда он поговорит с отцом.

— Он сегодня пойдет на работу?

— Нет, — сказала Марианна, — у него выходной, и он проспится. А сейчас поторопись, уже почти половина восьмого.