Похититель детей - страница 16

Той ночью луна в Канзасе была в третьей четверти, она горбилась, словно лопатка зверя. Абигейл шла, думая, разумеется, о Натаниэле. Натаниэль мертв. Натаниэль мертв. Мерцающие улицы были полны боли. Она сама превратилась в сплошную боль. Деревья наклонились, став чем-то иным, не похожим на деревья. Присутствие Натаниэля ощущалось повсюду, и это было настолько выше ее понимания, что боль, ярость, ужас нарастали в ней — она уже не была собой. Через месяц она отправится на Запад, чья-то заказанная по почте невеста…

Мельком она увидела свое собственное сгорбленное отражение в сточной канаве. Сквозь слезы она услышала шипение, почувствовала ровное глубокое рычание, рождающееся в ее горле. Мелькали тени. Слов не было. Было быстрое движение, запах крови. Она подкралась, бросилась, убила.

Наутро вкус крови все еще оставался на ее зубах, и из-под своих ногтей она вычистила клочки кожи того человека, который убил Натаниэля.

Когда день воцаряется над прерией, кажется, что ночи здесь никогда не бывает. Абигейл казалось, что она всегда была лишь заказанной по почте невестой на пути в Техас, где мужчинам нужны женщины для облагораживающего воздействия.

Где-то на полпути она заметила нечто вдали. Она рукой прикрылась от солнца и привстала рядом с кучером.

— Что это там?

— Стадо коров.

— Коров? — с недоверием повторила она.

— Разве там, откуда вы едете, не было коров, мисс?

— Но их пасут.

То ли путь дилижанса проходил через стадо, то ли само стадо приблизилось, Абигейл вдруг увидела вблизи грязных, косматых животных — огромные рога, проплешины на спинах, толстые вспученные бока. Некоторые из них какое-то время пытались не отставать от дилижанса, но, конечно, угнаться за лошадьми не смогли и быстро отстали.

Потом Абигейл заметила раздутые туши вдоль дороги.

— Как они умирают?

— Как все другие, — кучер оказался человеком немногословным. Все же он добавил, — Как вы и я.

— Вон еще одна.

— Ага.

— Но что их убивает?

— Мухи.

— Мухи-убийцы? Мне это трудно представить.

Она на самом деле не могла этого представить, при одной мысли о смерти холодок заползал в ее грудь. Однако она жаждала подробностей.

— Как могут мухи убивать коров?

Кучер пожал плечами:

— Они выбирают самых слабых.

— Как? — настаивала Абигейл.

— Они выбирают самое слабое или больное животное и преследуют, пока оно не упадет.

Абигейл вздрогнула.

Несколько миль они ехали молча, не произнося ни слова. Куда бы ни взглянула Абигейл, всюду видела она формы жизни, никогда раньше ею не виденные: растения, выглядевшие, как скелеты, птиц с невероятным размахом крыльев, — пугающий дикий ландшафт.

Лошади с разбегу влетели в узкий и мелкий ручей, с трудом замедлили свой бег, дилижанс едва не опрокинулся. Хотя Абигейл и держалась за поручень обеими руками, она не удержалась и соскользнула с сиденья. Копыта лошадей и колеса дилижанса почти не подняли брызг — воды в ручье почти не было. Лошади с грохотом выволокли дилижанс на противоположный берег ручья, и Абигейл снова уселась на свое место…

Вдоль ручья росли деревья, целая зеленая рощица, поразительная и чудесная. Кучер указал направо:

— Кладбище…

Действительно. Холмики, три невысоких холмика, грязная, скудная трава прерий и три непомерно больших иссушенных креста.

— Семья, — сообщил кучер. — Мать и трое детей. Так далеко забрались.

— Откуда ты знаешь?

— Я был знаком с ними.

Дела несколько поправились после смерти Натаниэля, будто пальба подняла интерес к «Алой Туфельке». Мужчины спрашивали в основном Абигейл; она выполняла все, чего они хотели, но утром ли, вечером, или среди ночи, когда бы ни заканчивалось время, клиенты Абигейл вдруг чувствовали странный холодок у своего горла… А потом Абигейл отправилась на Запад.

— Сухое ущелье!

Ничто не украшало эту станцию; низкое бурого цвета здание и одинокий тополь. Измученных лошадей заменили свежими, и трое мужчин в темных костюмах — миссионеры, как представились они Абигейл — уселись на сиденье, учтиво оставив для нее место.

Новый кучер не позволил ей сесть рядом с ним.

— Это не место для леди. Могут появиться индейцы. Или преступники. Тут никогда ничего не знаешь заранее.