Похититель персиков - страница 11

После случая в винограднике прошло уже несколько дней, а пленный так больше и не показывался. Ей пришлось запрятать сапоги в угол, под столик, на котором лежали ее книги и тикал будильник. По вечерам Элисавета уходила к учителю, чья дача была близ дороги, по которой пленные возвращались в лагерь. Она то и дело ловила себя на том, что думает о пленном и что желание увидеть его становится все сильнее.

Она увидела оборванную толпу, от которой исходил тяжелый запах, услышала разноголосый говор на всех югославских наречиях, но его в толпе не было. Конвоиры, пожилые солдаты, мрачно шагали по бокам колонны. Элисавета вместе с женой учителя однажды начала было раздавать пленным виноград из корзин. Но тут все эти полуживые люди так жадно набросились на него, так ползали на четвереньках, точно обезумевшие от голода обезьяны, что женщины в ужасе убежали прочь. С того дня Элисавета перестала ходить к дороге. Надежда передать пленному сапоги почти исчезла.

К концу недели задул жаркий суховей. Он шел как будто из пустыни, откуда-то издалека, с юга, низко над землей и не пригнал на небо ни единой тучки. Длинные полосы пыли обозначали спрятавшееся между деревьями шоссе и клубами расходились вокруг. Небесная лазурь потемнела, и в знойном слепящем свете сквозило что-то болезненное и тревожное. Поникшие растения приобрели какой-то пыльный, зеленовато-серый цвет, поредевшие листья на деревьях непрерывно дрожали под напором горячей волны, со свистом проносившейся мимо, а по галерее, гоняясь друг за дружкой, шуршали сорванные с ореха листья.

Элисавете нездоровилось. Мучила головная боль, нервы были напряжены до предела. По вечерам ее будоражила луна, нескончаемое движение горячего воздуха вызывало смятение и тоску.

Сейчас она лежала в полутемной комнате, пытаясь читать. Денщик поехал за водой, и она была одна. Она рассеянно пробегала глазами «Путешествие Гулливера», ее раздражал плаксивый скрип ставня, легкая тень которого скользила по белым страницам книги.

Вдруг ей показалось, что возле дома кто-то ходит. Она поднялась в кровати, прислушалась. Сквозь шум ветра ухо различило медленные, неуверенные шаги, приближавшиеся снаружи к двери. Она откинула одеяло, сунула босые ноги в туфли и села на постели.

В светлом, резко очерченном проеме двери мелькнула тень, и спустя мгновение появился пленный. Он кивнул ей, что-то проговорил… У нее оборвалось сердце. Непроизвольным движением она собрала распахнувшийся ворот тонкой блузы. Застигнутая врасплох, она смотрела на него в оцепенении. Но он тут же отпрянул назад, и в проеме двери уже не видно было ни его серовато — зеленого френча, ни смуглого лица.

Она оставалась сидеть, широко раскрыв глаза, с трудом переводя дыхание, все еще придерживая ворот блузы. Уж не почудилось ли ей это, подумала она, и все ее существо напряглось — не послышатся ли снова шаги. Потом, не отрывая взгляда от двери, надела пеньюар и выбежала на галерею, боясь, что уже не застанет его. Но он сидел на садовой скамье и ждал. Увидев ее, он вздрогнул и поднялся ей навстречу.

Она пошла к нему, ветер обдал ее горячей, сладостно кружащей голову волной, и тотчас с необычайной остротой ее пронзила мысль, что она здесь одна с незнакомым мужчиной, в этом исполненном движения и шума пространстве. Ей показалось, что она движется во сие и уже не подвластна самой себе. Сбивчиво сказав что-то, она смущенно улыбнулась и неожиданно протянула ему маленькую белую руку. Он взял ее в свою, нагнулся и поцеловал. Его черные волнистые волосы почти касались ее груди.

— Я подумала, что вы… забыли… — сказала она, проглотив слово «меня» в самое последнее мгновение, когда оно было уже на кончике языка.

— Я хотел прийти, но не мог, — ответил он, путая ударения и растягивая согласные.

— Мы ждали вас… с женой учителя, там, у дороги, хотели вас повидать. Вы разве не возвращаетесь в лагерь вместе со всеми?

— Нет, я работаю в самом лагере, — неохотно сказал он, и его темные брови слегка нахмурились.

Наступило молчание. Они стояли друг против друга. Горячий ветер бился об них, плотно прижимая пеньюар к ее телу и распахивая полы, открывая округлые колени. Густой румянец заливал ей лицо, и она прятала глаза. Обломившаяся веточка абрикосового дерева застряла у нее в волосах.