Поход «Северянки» - страница 8

- Слава богу, что заинтересованная. Хуже было бы, если бы оказалась незаинтересованной…

- Неуместные шутки! - сурово сказала Надя.- Послали боевое задание выполнять, а ты-романчики крутить… Хорош! Мы тебе пропишем на бюро!..

- Ну, а вдруг меня завтра подстрелят. И ты так и не узнаешь о моих намерениях. Лучше уж сказать напрямик. А насчет романчиков - не беспокойся. Здесь я командир, а ты подчиненная. Какие могут быть романчики? И не собираюсь.

- Мальчишка ты еще, Сергей, - смягчилась Надя.

- Убедительно, но авторитет командира подрывает, - усмехаясь, сказал Мызников. - Запрещаю. Пойдем в дом.

- Есть, командир! Пойдем… - неохотно согласилась Надя. - Посмотрел бы хоть на море, на небо. Красота ведь какая!..

Мызников в ответ строго покачал головой.

- Запрещаю. Сейчас все запрещаю. После войны - в девятнадцать тридцать.

Он нежно взял Надю за руку, увлекая девушку за собой.

- После войны в девятнадцать тридцать? - тихо повторила Надя.- Есть, командир!..

Они спускались по каменистой тропинке, а Надя все оглядывалась назад, на пустынную вершину скалы над океаном.

Пока разведчики Мызникова осваивались на берегу, «Северянка» поджидала их в море. На ночь подводная лодка уходила от берегов, чтобы зарядить аккумуляторы, днем приближалась к фиорду вести наблюдение. Наблюдать за побережьем в светлое время суток можно было только через перископ.

На третьи сутки похода в центральном посту «Северянки» на разножке у перископа сидел вахтенный офицер Мельничанский. Спиной к нему, у рулей глубины, поглядывая на приборы, «колдовал» боцман Шапочка; в отдалении маячила фигура трюмного машиниста.

В кают-компании «Северянки» за столом сидели офицеры. Был час обеда. Никишин, позванивая посудой, хлопотал по хозяйству.

- Всплывать на перископную глубину! - скомандовал Мельничанский в центральном посту. - Поднять перископ!..

- Есть! - ответил Шапочка, перекладывая рули.

Мельничанский привстал с разножки, цепко взялся за рукоятки перископа, припал глазом к окулярам и некоторое время молча всматривался, поворачивая перископ по всему горизонту.

- Стоп всплывать! - предупредил он, продолжая поворачивать перископ. - Горизонт чист!.. Небольшая волна захлестывает перископ… Подвсплыви, боцман!

Шапочка «подвсплыл».

Продолжая осматривать поверхность, минер совершил полный круг, выкрикивая так, чтобы слышали все:

- Горизонт чист!.. Притопи, боцман!.. Горизонт чист!..

В соседнем отсеке кают-компании Плескач, Логинов и остальные офицеры внимательно и настороженно прислушивались.

- Горизонт чист! - окончательно определил Мельничанский. - Погружаться на глубину… Опустить перископ!..

В кают-компании удовлетворенно переглянулись и перестали прислушиваться. Шапочка снова переложил рули, а Мельничанский приказал доложить командиру соединения и командиру лодки, что горизонт чист.

Дверца маленькой кабинки в центральном посту приоткрылась. Сахаджиев появился на пороге штурманской рубки.

- Все всплываешь и погружаешься? - бросил он Мельничанскому, направляясь к кают-компании. Но, очутившись в кают-компании, штурман принял официальный вид и почтительно обратился к Плескачу:

- Товарищ капитан первого ранга, разрешите лечь на курс триста градусов?

- Ложитесь, - сказал Плескач. - Обедать пора, штурман! День рождения старпома надо отметить.

- Ложиться на курс триста градусов! - громко скомандовал Сахаджиев в центральный пост. И, потирая руки, ответил Плескачу: - С удовольствием!

Едва успел штурман расположиться за столом, как Никишин, сопровождаемый небывалыми на лодке кондитерскими запахами, принес на подносе большой пирог.

- Имениннику! - торжественно объявил вестовой. - С собственными инициалами в собственные руки!..

Евсеев встал и под общий одобрительный шум поблагодарил, раскланявшись и прижав руку к сердцу.

Плескач поднял рюмку и провозгласил:

- За виновника торжества!.. Сколько вам лет сегодня, товарищ Евсеев?

- Двадцать девять… Спасибо, товарищи! - растроганно произнес старпом и принялся чокаться с потянувшимися к нему друзьями.

Выждав, пока все осушили рюмки, он, заметно волнуясь, медленно заговорил: