Похороны - страница 17

Вот тут я кое-что учуяла, и сначала подумала, что это тянется за Мелиссой и Николой запах яблочного шампуня. По коридорам веяло сладостью, она повисала над головами, как дождевые облака, готовые пролиться и осыпать нас сахарной пудрой. Все подняли носы и стали принюхиваться, как в рекламе соуса «Бисто».

– Что это?

– Пахнет яблоком в карамели.

– Нет, сахарной ватой.

– Это повариха. Печет коврижку на патоке и сожгла целых три мешка сахара. Она спятила.

До нас по-прежнему долетал запах, и многие начали облизываться, сами того не замечая.

Учителям пришлось объяснить, что записки у меня нет, а потом я села рядом с Беном. Еще только перекличка прошла, а ему уже наплевали в волосы. Волосы у него были черные, поэтому плевок блестел, как целлофан. Я шепнула ему, он взял пенал и стал тереть затылок. Но пенал был пластмассовый, он ничего не впитывал, просто размазывал слюни по голове. Меня затошнило, хотя я считала, что это с моей стороны гадко – что меня тошнит от неприятностей Бена. Классный руководитель попросил записку от родителей, и мне пришлось пообещать, что завтра принесу. Наверное, Барбара решила, что раз Мик тут уборщик, сойдет и так. К тому же я понимала: Барбара не хотела лгать в письме. Она все говорила, что не может найти карандаш. Потом потерялась бумага, и мне уже пора было выходить.

Позже, на перемене, мы совсем сошли с ума от запаха, все только и говорили, что про сладкие батончики и про то, что убили бы за них.

Наука; второй урок. Мистер Харт выбрал меня, когда понял, что оставил пипетки в другой научной лаборатории. Я знала, он думал, что поступает по-доброму, посылая меня со всякими поручениями, что так я принимаю больше участия в жизни класса, но на деле это означало только одно: на меня будут больше пялиться. Мне пришлось пройти между рядами парт, чтобы выйти, и Мелисса с Николой обернулись, посмотрели на меня. Они уже надели белые халаты. Резинки на защитных очках прижимали их блестящие волосы к голове, а лица из-за пластмассы стали совсем лягушачьими.

Сначала я не могла найти пипетки и думала, что мне придется возвращаться с пустыми руками, и все будут глазеть, наблюдая мою тупость. В конце концов я их нашла, за старым цветком, листья которого пятнами сгорели на солнце, падавшем из окна. Я подумала, почему никому не пришло в голову его переставить. И поспешила обратно, потому что долго провозилась.

Тогда-то я краем глаза и заметила свечение. Люди могут светиться? Он светился. Ярко блеснул, и я так напугалась, что подпрыгнула, и часть стеклянных пипеток выпала из коробки. Они ударились об пол и разбились на тысячу кусков.

Его темные брови поразительно смотрелись по контрасту с бело-желтыми волосами, высветленными и стянутыми в хвост. На нем не было школьной формы, просто брюки, которые казались коротки, и стоптанные ботинки без носков, так что наружу торчали голые костлявые щиколотки. Скулы у него были такие острые, что он напомнил мне молодого краснокожего вождя индейцев. Меня бы не удивило, торчи у него из волос перо или покажись из-под пальто висящий на поясе колчан, полный стрел.

Я нагнулась посмотреть, что натворила, хотя на самом деле – чтобы он не видел моего лица. Стекло на вид было таким острым, что грозило в лапшу изрезать мне пальцы, если бы я попыталась его собрать. Он тоже наклонился, и передо мной появились его глаза – внезапно, как бывает, когда видишь море.

– Что тут? Помощь нужна?

Делать было нечего, мне придется распрямиться и показать свое «увечье». Я подумала: покончим с этим, с тем, какие у него сделаются глаза, когда он увидит мое родимое пятно. Но он рассмотрел мое лицо и, казалось, не увидел ничего такого. А потом повторил вопрос про помощь…

– Ты кто? Где твоя форма? – спросила я, просто чтобы что-то сказать.

– Том, и у меня ее нет. Я просто зашел осмотреться, вдруг мне здесь понравится.

Я ахнула.

– Что, ты никого не спрашивал, можно ли тебе сюда? Тебя за это вообще-то могут арестовать.

Он пожал плечами.

– Я начал беспокоиться, что не получаю образования, но теперь я тут осмотрелся и решил, что обойдусь.

– Кто это? – спросила я, потому что в конце коридора появился еще один мальчик, так же странно одетый; он посмотрел на нас.