Похороны месье Буве - страница 9
В десять утра у дома, где жил адвокат, на бульваре Осман, остановилось такси. Он тут же спустился и сел рядом с поджидавшей его миссис Марш.
— На набережную Орфевр!
Полицейское управление в двух шагах от набережной Турнель. И совсем близко от белого дома.
Мэтр Ригаль был заметной фигурой, не самым лучшим адвокатом, но лицом известным.
— У нас встреча с начальником полиции.
Им предложили немного подождать. Миссис Марш была в черном с ног до головы, но сильно пахла духами и навесила на себя много драгоценностей.
— Входите, дорогой мэтр. Входите, мадам. Садитесь.
Окна были открыты прямо на Сену, на мост Сен-Мишель, где, как в фильмах немого кино, сновали крохотные прохожие.
— Моя клиентка, миссис Марш, только что нашла мужа, который исчез около двадцати лет назад.
— Мои поздравления, мадам.
— Он умер.
Полицейский начальник широким жестом выразил сочувствие.
— Умер под чужим именем, и поэтому нам нужна ваша помощь.
— Это произошло в Париже?
Если бы месье Буве умер за пределами департамента Сены, его делом занималось бы не полиция, а жандармерия и можно было бы сразу завернуть эту дамочку, еще не успевшую рта раскрыть, но уже причинившую столько неудобств. Ригаль тоже был не подарок.
— Кончина случилась в двух шагах отсюда, на набережной Турнель, где, кажется, муж моей клиентки жил уже четырнадцать лет под именем Рене Буве.
— Трудновато в этом случае говорить о потере памяти.
— Почему он исчез, не оставив никаких следов, как и почему взял имя Буве, это предстоит выяснить. Но самое срочное то, чтобы в акте о смерти стояло его настоящее имя и чтобы моя клиентка вступила в законное обладание своими правами.
— Он богат?
— Был богат.
— А какой образ жизни вел на набережной Турнель?
— Насколько я знаю, он жил как скромный пенсионер. Вчера, в вечернем выпуске газеты, вы, вероятно, видели фотографию. Именно по ней моя клиентка…
— А ошибиться она не могла?
— Она побывала на месте в сопровождении инспектора Пятого округа. По указанию миссис Марш, он осмотрел правую лодыжку покойного и нашел шрам, особую примету, точно описанную моей клиенткой.
Уже становилось очень жарко. Адвокат отдувался. Начальник шумно вздыхал.
— Необходимо, чтобы официальное опознание состоялось как можно быстрее, и, разумеется, мы напоминаем о наших правах…
— Не угодно ли вам, мадам, предоставить мне какие-нибудь сведения о вашем муже? Он был француз?
— Американец. Я познакомилась с ним в Панаме, в восемнадцатом году. Я тогда была совсем молода.
— Чем он занимался?
— Он был богат. Я тоже. Мои родители владели плантациями какао в Колумбии.
— А потом?
— Мы поженились. Год путешествовали по Южной Америке, и у меня родилась дочь.
— Она сейчас жива?
— Сейчас она, должно быть, во Франции.
— Вы с ней не встречаетесь?
— Очень редко.
Начальник делал записи или делал вид, что записывает.
— Каким был в то время ваш муж?
— Это был ослепительный мужчина. В него влюблялись все женщины.
— Сколько ему было лет?
— Сорок пять. Он объездил весь мир, говорил на трех или четырех языках.
— И на французском тоже?
— Без акцента. Я и сама наполовину француженка, по матери. А отец у меня был колумбиец.
— И вам ничего не известно о деятельности вашего мужа до вашего знакомства?
— Я вам сказала: он много путешествовал. Знаю, что долго жил в Сан-Франциско. Очень хорошо знал Восток. Мыс ним ездили в Луизиану, там я и родила дочь.
— И тогда он исчез?
— Не сразу. Он встретил одного человека, бельгийца, имя которого я забыла, и тот рассказал ему о Конго и о возможностях, которые могли там представиться. Тогда мой муж решил съездить туда сам, посмотреть, нельзя ли открыть собственное дело.
— Он уехал один?
— Да. Он регулярно писал мне. Он обосновался на границе Кении и Судана, в местности, которая называлась Уэле, и разрабатывал там золотой прииск.
— И с тех пор вы не виделись?
— Ну как же. Два-три раза я приезжала к нему.
— Два или три?
— Минуточку. Два. Второй раз это было в тысяча девятьсот тридцать втором, с дочерью, ей тогда уже исполнилось четырнадцать. Мы летели туда на самолете.
— И он хорошо вас принял?
— Он поселил нас в единственном отеле, который был в этой ужасной дыре, где нет спасения от комаров и с утра до вечера нельзя снять с головы шлем. Ночью под окнами рыскали леопарды, сожрали мою собачку.