Похоть - страница 34

– Я просто хочу хоть раз хорошо провести время, не беспокоясь о том, что это станет ему известно, – фыркнула она, внезапно остановившись и уставившись на меня.

Ее взгляд стал практически непристойным, а сияющие глаза исследовали каждый мой дюйм, довольно долго задержавшись на члене. Потом Честити подняла взгляд к моим губам.

От ее пристального внимания по коже побежали мурашки. Это было неожиданно и чертовски возбуждало.

В следующий миг, совсем сбив меня с толку и застав врасплох, Честити кинулась ко мне. Прежде чем я успел понять, что, черт возьми, произошло, ее мягкие полные губы накрыли мои, а пальцы запутались у меня в волосах. Честити прижалась к моей груди, скользнув теплым языком мне в рот.

Ласки были торопливыми, грубыми, неопытными. Чертово совершенство.

Сладкий аромат цветущих яблонь стал обволакивать меня, окутывая в кокон. Я обнял Честити и прижал к стене, став пожирать ее губы, покусывать и ласкать. Член затвердел, требуя, чтобы я вдавил его ей в живот. Внезапно Честити напряглась, а потом положила руки мне на плечи и оттолкнула.

Я отстранился, голова кружилась от вожделения, а дыхание было неровным. Я готов был трахнуть Честити прямо тут, в коридоре.

Ее красные опухшие губы дрожали, а ресницы трепетали над дико поблескивавшими от желания глазами.

– Прости. Боже мой, о чем я думала? – воскликнула Честити. – Это было... – она нахмурилась.

– Чертовски возбуждающе? – предложил я.

– Это было ошибкой, – снова посмотрела она на меня.

– Прекрасной ошибкой, – парировал я, проведя языком по губам.

– Ты не должен проговориться ни единой живой душе. Пообещай мне.

– Что?

– Обещаешь? – повторила Честити более настойчиво.

– Кому какое дело? – усмехнулся я, но Честити прищурилась.

– Я не хочу быть одной из твоих побед, – почти рыкнула она, скрестив на груди руки, а потом ушла.

И кому, черт возьми, я мог рассказать об этом?

По возвращению домой меня приветствовали пронзительные и фальшивые стоны. На полу кабинета на чем-то вроде брезента лежала обнаженная женщина.

Что за чертовщина?

Я подошел ближе и остановился. Над головой блондинки стоял отец и держал свой член. Через мгновение он начал на нее мочиться, а женщина втирала это в себя, как нектар богов.

Что за бред? Какая мерзость. Отец всегда казался мне таким чопорным и приверженцем классики. А теперь я не знал, как избавиться от этого образа в голове. Лучше бы он не занимался подобным дерьмом с моей мамой. Гребаный извращенец.

– Ко мне скоро придут друзья, так что если сможешь закончить с этим или хотя бы закрыть дверь, будет здорово, – проворчал я, закатив глаза. Бросив ключи на стойку, я проигнорировал визг поскользнувшейся блондинки, попытавшейся встать.

Мне бы даже было над чем посмеяться, не будь это нашим семейным домом, и не занимайся он подобным в кабинете матери.

Его кризис среднего возраста набирал обороты.

Я схватил коробку с соком и сел на диван в гостиной, наблюдая, как женщина, похожая на его бывшую секретаршу, быстро одевалась, спеша уйти.

Натянув на себя брюки, отец вышел ко мне в гостиную, встав перед диваном. Его лоб прорезали морщины, скопившись и в уголках глаз. Я ненавидел то, как походил на него. Мне вовсе не хотелось иметь с ним внешнее сходство.

Он упер кулаки в бедра. Тактика запугивания. Мудак.

– Нам нужно поговорить.

Я склонился вперед, уперев локти в колени.

– О том, что ты трахаешь шлюх в доме моей матери?

– В моем доме, – рявкнул он.

Отец был жалок. Он получил его после развода, но этот дом всегда останется для меня материнским.

– Привыкай видеть здесь Мелиссу. Она не какая-то интрижка и уж тем более не шлюха.

Мелисса. Значит, это и была бывшая секретарша, мать вашу.

– Как скажешь, – едва не выплюнул я, поднимаясь на ноги.

Рванув вперед, он схватил мою коробку сока и зашвырнул в противоположную стену комнаты.

– Ты научишься уважению, Рэтт. Меня уже тошнит от твоего пренебрежительного дерьма, – прошипел отец.

Уважению? Да он, должно быть, под кайфом, раз решился обвинить меня в подобном, когда сам был олицетворением позора. Единственное имя, о котором шептались за спиной, руша репутацию нашей семьи, принадлежало ему.