Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта - страница 8
Точности ради председатель диктовал протоколисту латинскую номенклатуру преступлений.
— Primo latricinium.
— Склонил супругу моего благодетеля к греховной любви.
— Secundo adulterium.
— Разграбил церковь, доверенную моей охране.
— Tertio furtum. Sacrilegium!
— Под фальшивым именем выдавал себя за дворянина.
— Quarto larvatus.
— Изготовил себе фальшивое свидетельство.
— Quinto falsorium!
— Убил на дуэли лучшего друга.
— Sexto homicidium ex duello!
— Обманул своего торгового компаньона.
— Septimo stellionatus.
— Выдал важную государственную тайну.
— Octavo felonia!
— Вел торговлю, пользуясь имуществом другого лица.
— Nono barattaria!
— Перешел к идолопоклонникам.
— Decimo idolatria!
— При живой первой жене завел вторую.
— Undecimo bigamia.
— Завел третью, четвертую, пятую и шестую.
— Duodecimo trigamia, polygamia!
— Совершил цареубийство.
— Decimo tertio regicidium!
— Занимался пиратством.
— Decimo quarto pirateria.
— Убил свою первую жену.
— Decimo quinto uxoricidium!
— Не чуждался колдовства.
— Decimo sexton sorcelleria!
— Заключил пакт с дьяволом.
— Decimo septimo pactum diabolicum implicitum.
— Был фальшивомонетчиком.
— Decimo octavo adulterator monetarum.
— Возвещал новую религию.
— Decimo nono haeresis! Schisma!
— Врачевал ядовитыми снадобьями.
— Vigesimo veneficus!
— Предал врагу вверенную мне крепость.
— Vigesimo primo crimen traditorum.
— Ел человечье мясо.
— Vigesimo secundo antropophagia! Cannibalismus! — громко возгласил советник и положил тяжелую руку на пачку листов. Пот струился с его массивного лба.
— Это все, наконец? — устало вздохнул советник, и пристрастно допрашиваемый ответил резким хохотом. На сей раз смеялся только он один. Подручный палача неверно истолковал жест советника и круто затянул веревку, которая опутывала руки и ноги обвиняемого, так что смех перешел в тягостный вопль, словно его щекотали и душили одновременно. А ведь советник всего лишь хотел дать понять, что на сегодня допрос окончен и обвиняемого можно вернуть в камеру.
Дело выходило весьма примечательное. Этакое нагромождение преступлений! Субъекта сего надлежало проштудировать досконально.
Самому князю стала любопытна связь вышеназванных титулов и преступлений, и он приказал не начинать следующего допроса без его сиятельного присутствия.
Обвиняемый имел недурные основания для смеха: ведь пока судьи подробно разберут его двадцать два преступления, французы вполне успеют взять Кобленц, выпустить его из темницы и спасти от мучительной смерти.
Как следует поступить с таким человеком?
Казнить, вне всякого сомнения, но каким способом? Трудный вопрос.
Если бы ограничиться первоначальным обвинением — сговор с врагом и предательство, — то приговор однозначен: расстрел. «Лицом к стене, пли!..» Но при таком скоплении преступлений выбор казни чрезвычайно затруднителен для судьи. Разбойнику полагается колесование. Живущему в дву-, трех-, четырех-, пяти-, шестибрачии — рассечение на столько же частей. Цареубийцу надлежит разорвать, привязав руки и ноги к четырем лошадям. Хорошо, но как это устроить, если его уже разделали на шесть частей? За подделку свидетельств отрубают правую руку, служителя сатаны сжигают на костре. Но в таком случае невозможно истолочь его живым в ступе — справедливое наказание за убийство супруги. И если даже казнить его всеми способами и заслуженно, то как предать голодной смерти, предписанной людоеду?
Князь принял соломоново решение:
— Поставим злодея перед судом. Пусть он подробно расскажет о всех своих грехах. И пусть возмездие будет соответствовать тяжелейшему.
С таким решением даже советник согласился.
Судьи единодушно решили с первого же дня допроса не применять дыбу, ибо преступник, истощив свои силы, не сможет выдержать длительной беседы. Уместней всего пытка водой, а именно: лежащему на спине обвиняемому засунуть рожок в рот и накачивать водой, дабы вынудить его к полной откровенности.
— Не пойдет, — заметил князь. — Когда пьешь воду, ну какая радость рассказывать. (Я по себе знаю.) Надо подвергнуть его моральной пытке. Приговор должно тотчас объявить и посадить осужденного в камеру смертников. В этой камере злодей проведет горькие часы раскаяния. Народ, который столпится поглазеть на него, принесет хлеба, вина, мяса — ему в утешение. Тем самым его содержание ничего нам не станет. Человек, досыта поевший и хорошо выпивший, и говорит хорошо. Потом снова отошлем его в камеру смертников и так далее, пока он не продиктует в протокол рассказ о своих преступлениях до последней йоты.