Похождения нелегала - страница 7

— Ладно, — сказал я, — довольно экспериментов. Пора возвращаться, у меня много дел.

— Что, жутковато? — с улыбкой спросил Огибахин.

Я машинально отметил, что у него недостает как минимум одного зуба — четвертого верхнего слева, сразу после клыка. Эта мрачная подробность набросила тень опустошенности на его одутловатое лицо, и даже глаз его над выбитым зубом показался мне сатанински пустым.

— Зато теперь вы понимаете, что без личной встречи нам было не обойтись. Если бы я просто прислал вам свою статью, вы пролистали бы ее как фантастику, к тому же еще и скверно написанную: в отличие от некоторых, я не художник слова.

Он протянул мне руку, мы сели на самый край бездны: предусмотрительность нелишняя, журнальный столик мог и не выдержать веса двух полнометражных мужиков.

Секунда неприятного головокружения — и я с облегчением обулся, надел пиджак и пересел в кресло. Нет, господа хорошие, подумал я, больше меня туда не заманишь.

— Благодарю вас, — сказал я Огибахину, — всё это очень занимательно. Чем же редакция может быть вам полезной? И какая опасность угрожает Российской Федерации?

— Этого не объяснишь в трех словах, — ответил после паузы Огибахин. — Прочтите мою статью на досуге — и давайте созвонимся через неделю. Точнее, я вам сам позвоню. Адреса своего не оставляю — по той простой причине, что у меня его теперь нет. Эти записи я делал для себя, никакого прикладного значения они не имеют. Но по ним вы составите представление о глубине проблемы. Уверяю вас, всё намного серьезнее, чем может показаться. Мой проклятый дар далеко не безобиден. Из-за него я потерял работу, любимую женщину, стал бомжом, квартирным вором, попал в лапы мафии, едва не сделался киллером — и в итоге утратил родину. Врагу не пожелаю столько зла. Но главное зло еще впереди. За мной охотятся, меня преследуют люди, у которых страшные, глобальные цели. Перед ними я беззащитен, вот почему я и обратился к вам.

Надо признать: неподдельное чувство, с которым всё это было произнесено, тронуло мое черствое журналистское сердце.

Мы тепло распрощались, и клетчатый гость удалился, оставив свою черную пластиковую папку.

Внутри лежали мелко исписанные от руки листы. На верхнем значился не предвещавший ничего доброго заголовок:

"Феномен Огибахина".

Выглядело это загадочно и выспренне: маниакальное отстранение от первого лица. Но, с другой стороны, "Мой феномен" или, скажем, "Феномен меня" звучало бы еще более странно.

Листов было много, более трехсот: ничего себе статейка.

Я намеревался приступить к чтению в тот же вечер, но благими намерениями вымощена дорожка, ведущая сами знаете куда. Завертели, затуркали текущие дела, через пару дней сочувствие к клетчатому гостю попризабылось, и огибахинская папка стала мне казаться заурядным самотёчным материалом, к тому же непомерного объема. Было и другое субъективное обстоятельство, отвращавшее меня от чтения: при одном взгляде на эту рукопись я вспоминал свое путешествие "в малый мир", и у меня начинали противно зудеть суставы.

Короче говоря, я открыл эту черную папку лишь тогда, когда свистнул рак, в смысле — когда позвонил автор. Кто хоть раз сидел в редакторском кресле — тот меня непременно поймет.

— Ну, и что вам моя статья? — с графоманским трепетом спросил Огибахин.

Я честно признался, что до чтения у меня до сих пор не дошли руки. Анатолий Борисович не поверил.

— То есть, как? — переспросил он, и неприятный голос его от разочарования и обиды сделался еще более приплюснутым. — Вы хотите сказать, что за целую неделю у вас не нашлось времени?..

— Именно так, — отвечал я. — Это ж не материал текущего номера. Прошу меня понять и по возможности извинить.

Огибахин долго молчал.

— Я очень разочарован, Виталий Витальевич, — промолвил он наконец. — Очень разочарован. Сожалею, что вообще обратился к вам. Понимаю: при вашей занятости на такие мелочи, как судьба человека, судьба России, просто не остается времени. Могу ли я сегодня заехать за своей рукописью?

Все авторы на свете одинаковы, о чем бы они ни писали.

— Ну, зачем же так сразу? — миролюбиво возразил я. — Приезжайте завтра в шесть вечера, обещаю прочитать.