Поиск-88: Приключения. Фантастика - страница 19
Оставалось ждать и надеяться на промашку. «Вальтер» — хозяин, поэтому все зависит от случая и везения. Подчиняясь движению ствола, отправил наверх и резиновые бахилы.
Пилот, вытащив суконные портянки, взглянул остро и понимающе. И наворачивать не стал. С той же брезгливой миной набросил их на широкие голенища и продавил внутрь ступнями. Притопнул. Сморщился. Лег на живот и принялся осматривать каптерку.
«Двое в лодке, не считая фашиста...»
Пистолет повелевающе качнулся — Арлекин шагнул в сторону и открыл взору летчика и канистру и банки с тушенкой. Как же были сейчас ненавистны эти острые голубые глазки, острый нос, подбородок и лисьи острые уши: «Ишь, оберст!..»
С минуту «оберст» разглядывал Сэра Тоби, который настороженно стоял у ноги хозяина, затем потребовал наверх и воду и консервы. Чтобы выставить канистру наружу, пришлось взобраться на ящики, сгруженные теперь в аккуратную подставку, и ухватиться за острый бортик двери. Сапог тотчас опустился на пальцы. Жгучая боль ошеломила, но — вытерпел, не изменился лицом, и тогда литой каблук сильно и точно ударил в лоб, и в тот же миг взметнулось тело собаки.
Выстрел в упор отшвырнул Сэра Тоби. Пес взвизгнул коротко и жалобно, свалился на ящики и сполз на брезент, испачкав его кровью. Немец ждал. Владимир опустил глаза и стиснул зубы: «Молчать. Не двигаться. Терпеть. Ждать и — дождаться...»
Дверь захлопнулась. Немец для острастки, видно, стукнул с той стороны рукоятью пистолета: сиди и не рыпайся! У-у!.. Мразь болотная! Будто ноги подрубили — упал на брезент: «Гад! Гад! Проспал гада, Арлекин?! Проспал! А мог бы шлепнуть еще в плотике... Теперь — бди, раззява, теперь не упусти шанс. А он будет, будет, будет, — заклинал себя, — прижмет фрица холодрыга, и тогда посмотрим, в чем держится у «оберстов» душа!»
Наверху — шажки, внизу — тишина, и где-то, возле, мертвый взгляд Сэра Тоби. Он близко, он рядом, он — в настоящем, а в прошлом — мертвые взоры товарищей, моряков. «А может, этот гад и бросил бомбу или шарахнул торпедой по «Заозерску»?! Владимир вскочил, сжав кулаки. Дверь приоткрылась — сверкнул выстрел, но пуля не задела. Чавкнула в теле собаки. Тень в проеме взбулькала смешком, но тут же и прикрикнула, заторопила:
— Теплин! Бигест ван! Шнель, шнель!
Ожидая нового выстрела, подал наверх край большого чехла — брезент рывками уполз из каптерки. Дверь лязгнула, и снова навалилась тишина.
В эту ночь сон так и не пришел к нему.
«Почему оставил в живых? — ломал голову. — Чего проще: одна пуля, и «оберст» — полный хозяин. Сейчас приходится мерзнуть и все-таки опасаться... Наверное, поблизости бродит фашистская субмарина. Значит, меня приберегает как трофей. Возможен и другой вариант: «оберст» рассчитывает сдаться англичанам. Тогда я — свидетель его гуманности...»
Размышления не успокоили, но как-то прояснили ситуацию. Большего сейчас и не требовалось. Успокоенность расслабляет, ясность — мобилизует. Не предугадать, быть может, единственного мига, когда «оберст» на чем-то споткнется и даст своему противнику единственный шанс. Не предугадает, но может дождаться, а в том, что и «миг» и «шанс» будут е д и н с т в е н н ы м и, сомневаться не приходилось.
Развязка наступила даже скорее, чем ожидал Владимир.
Дверь откинулась стремительно, с грохотом: так же стремительно «оберст» спрыгнул в каптерку, словно дал понять: «Сейчас или никогда!» Пинок заставил вскочить — «вальтер» ткнулся в грудь, точно угадав дыру в нижней рубахе, сквозь которую виднелся полосатый тельник:
— Дорт хин! Шнель, шнель, русски матроз!
Казалось, протяни руку и — вот оно, горло врага. Но пистолет упирался в сердце — пришлось отступить в угол, где споткнулся, загремел железным хламом. «Оберст» зашипел, глаза злобно блеснули. Держа моряка на мушке, он бочком взгромоздился на ящики и, стараясь не выпускать Владимира из поля зрения, осторожно высунулся наружу. Лицо, затвердевшее в напряжении, расслабилось, довольная улыбка шевельнула губы. «Своих признал!» — понял моряк. И еще понял, что это — все. Других шансов не будет. Нужно действовать немедленно и точно.