Поиск-89: Приключения. Фантастика - страница 17
— Помнишь, Анюта, на бочке?..
— Как не помнить… Катились вдвоем, и цветы, и облака…
Разбирала Анна Петровна Волкова мокрые от снега кудри дружка своего, целовала его, ненаглядного.
— Как же будем с тобой, разве можно нам врозь?
— Обрученная я, Артамон… Оглянись.
Он глаза перевел. На бугру стояли мужики. Враз вскочил. На Анюту взглянул. А она ему в руки коромыселко сует. Впереди мужиков, хоть прежде не видел, понял: Волков сам в пимах расписанных, рядом — старший братан. Кол в руках и топор.
Коромысло Анюта сует…
Князь Петр, довольный тем, что еще одним, хоть и малым, делом угодил императору и вдовствующей царице, игриво подергивая крупной головой и пританцовывая, легко скользил полными, в новейших иссиня-белых лосинах ногами по золотистому инкрустированному паркету своего кабинета и, даже почти напевая (таково уж было его настроение и ощущение нежаркого, нежного петербургского утра), обращаясь к домашнему секретарю своему, а вернее сказать, письмоводителю Вонифатию — наградил же бог имечком, — и глядя куда-то в окно, где темно-зеленые липовые кущи звали под сень свою посидеть, помечтать, прогуляться с фрейлиной Васильчиковой, склониться к ее прозрачному розовому ушку и… блажен, подобится богам, с тобой сидящих в разговорах, сладчайшим внемлющий устам, улыбке нежной в страстных взорах… ну и так далее… м-да, так вот, напевая и пританцовывая, проговорил министр юстиции его светлость князь Петр Васильевич Лопухин упомянутому уже Вонифатию:
— Воник, или… не дуйся, дуся, как тебя лучше сегодня — Фантик? Фантик, приготовь перья, отправим нынче полдюжины писем… и первое, пожалуй, в Берг-коллегию… да министру финансов графу Васильеву. Увижу ль я сие — и вмиг трепещет сердце, грудь теснится, мда… как хорошо, что сегодня неприемный день, — пожевал князь стареющими губами, — итак, Нифантино, начали. «Милостивый государь мой граф Алексей Иванович! Алексей Ива-но-вич…» Далее с красной строки… «Государю Императору угодно было высочайше повелеть купить у Господина тайного советника Николая Никитовича Демидова принадлежащих ему из приписных к заводам Пермской губернии крестьянина Егора Кузнецова, приватно прозывавшегося Жепинским…» Улавливаешь, Вонифатий, как Демидовы своих холопов нарекают, а ты, дуся, на меня обижаешься… Так, это мы написали… «Да, с женою и воспитанницей Настасьей, а также… — Князь Петр поворошил бумаги, отыскивая нужный формуляр, — а также племянника его Артамона с женою и двумя малолетними детьми, из коих Жепинский представил Его Величеству свое изобретение — дрожки…» Успеваешь, Воня? То-то! А что представил этот Артамон? Правильно, хе-хе, занятное было зрелище! Ну-ну, не отвлекаться!.. Исполняя высочайшую волю, адресовались мы к господину Демидову в Париж и требовали от него цены за оных крестьян, на что он дал знать мне, что позначенных крестьян с их семействами делает вечно свободными единственно из того, что они делами своими угодны Государю. О таковом отзыве я имел участие докладывать Его Величеству, на что Государь объявил для господина Демидова Его Монаршее благоволение.
Теперь нужным нахожу о всем оном известить Ваше сиятельство на тот конец, чтоб Берг-коллегия о воле, данной тем заводским крестьянам помещиком Демидовым, была ведома…» Далее — мой поклон и уважение графу и прочее…
И письмоводитель князя крепостной Вонифатий Прошкин быстро и умело вывел фигурные буквицы: «Пребывая в протчем совершенном почтении и преданности, Милостивый государь мой, Вашего сиятельства покорнейший слуга Князь Лопухин».
— Ну как, хорошее письмо получилось, а, Вонифатик? Слушай, а как тебя матушка звала?
— Ваней кликали-с… Отличное письмо получилось, ваша светлость.
— Что же в нем особенно хорошего?
— Как же-с, такое благоволят людям-с!
— Э… не то главное. Ты погляди, Ванюша, как я-то дело обстряпал. Наш монарх соизволил купить у Демидова оных крестьян и дать им волю. А я-то зачем? Вспомни, депешу в Париж отправляли. А перед этим кого запрашивали?.. Ну!
— Февраля сего года управляющего Петербургской конторой генерала Демидова, господина…