Поиск-89: Приключения. Фантастика - страница 41
— Мне кажется, что я вспомнила… — прошептала Лена.
Петр Иванович Неверующий как раз проснулся в этот миг и, ощутив неприятную сухость в горле, решил выпить газировки. Он сунул ноги в шлепанцы и поспешил на кухню, зевая и почесываясь, уверенный, что все спят. Каково же было его удивление, когда у раскрытого окна он обнаружил дочь и этого, лохматого, который летает.
— Вы чего не спите? — удивился он. — Завтра же экзамен!
— Не спится, папа, — вздохнула Лена.
— Ты сначала экзамен сдай, в институт поступи, а потом, это, любовь крути! — Петр Иваныч достал полбутылки «Буратино» и залпом выпил. — Теперь эссенции перелили! — поморщившись, сказал он. — Подействовала критика!
Почувствовав горечь во рту, Неверующий взял конфетку, разжевал.
— Горчит шоколад! Опять Симаков крутит! Ну, пройдоха! Ладно, иди ложись, подождет твой этот… до утра, а то напишешь на двойку, мать тебе устроит такое свидание, что сама не рада будешь! Иди!
— Да напишу я! — огрызнулась Лена. — Сейчас пойду! Иди, я приду сейчас!
Петр Иваныч хотел уж совсем рассердиться, но вдруг кто-то внутри него грубо сказал ему: «Ты чо к девке прилип?!. Иди спать!»
Неверующий оглянулся, но, никого не найдя, махнул рукой и ушел спать. И заснул мгновенно, проспав до половины восьмого и опоздав на работу на пятнадцать минут, точно принял вечером снотворное.
Вспомним теперь о майоре в отставке Льве Игнатьиче Шилове. К трем часам он направился в горжилкомхоз для утверждения своих инструкций, в которых ему, как председателю КВР, предоставлялось бы право без суда и следствия самому штрафовать жильцов до 10 рублей (в случае первого нарушения), при штрафе до 30 рублей составлять акт, каковой утверждался бы главой горжилкомхоза (в случае повторного нарушения), и делать представление горисполкому на выселение (в случаях постоянных нарушений). Это было главное в инструкциях, и этого Шилов добивался, понимая, что одними увещеваниями и разъяснительной работой ничего не достигнешь.
Однако происшедшие события совсем выбили его из колеи. А тут еще, как назло, в голову засел этот голос: «Джонни, ты меня не знаешь, ты мне встреч не назначаешь…» Фраза лезла и лезла из него, и не успел Шилов войти в горжилкомхоз, как тотчас пропел подбежавшей к нему завотдельше по ремонту жилых зданий: «Джонни, ты меня не знаешь…»
Завотдельша, пятидесятилетняя Римма Эммануиловна, в испуге отшатнулась и, выпучив глаза, проговорила:
— Что это с вами, Лев Игнатьич, голубчик? Вы выпили?!..
— Я не пью, Римма Мануиловна, извините, это оперетку по телевизору давали, вот засела. Я вас слушаю!
— Дайте мне срочно экземпляр инструкций, я снесу начальнику.
Шилов поблагодарил и бодро поднялся на третий этаж, в приемную, ожидая начала обсуждения.
Но инструкции не приняли. Не приняли потому, что Шилов вручил Римме Эммануиловне вовсе не экземпляр своего проекта, а копию анонимного письма на Любовь Сергеевну Ефремову, квартиросъемщицу 18-й квартиры, да-да, ту самую даму с пионами, которая якобы облила Неверующую. Существо анонимного письма было так запутано, что даже Шилов с трудом разобрал: поет всякие (далее следовало нецензурное слово — нцзр) песни, сама такая нцзр, кроме того, по вечерам нцзр, а также и ночью нцзр, и вообще нцзр. Вот такое было письмо, но главная претензия сводилась к следующему: «Ей, нцзр, хватит и одной комнаты для своих нцзр, а мне, трудящемуся, живущему в одной, метров не хватает…»
Шилов выяснил, что Любовь Сергеевна была замужем за полковником Ефремовым, погибшим в автокатастрофе, и квартира поэтому сохранялась за его вдовой. Но это частное дело вдруг оказалось в портфеле вместе с инструкциями, и когда глава горжилкомхоза начал читать анонимку, то тотчас побагровел и, бросив ее на стол, заявил:
— Такие инструкции я и обсуждать не собираюсь!
Инструкции не только не утвердили, но по всему горжилкомхозу тут же заговорили о злоупотреблении Шиловым служебным положением, что выразилось в распространении пасквилей на советских граждан. В печати как раз остро дискутировали насчет анонимок.
— Но не я же писал, товарищи!.. — воскликнул в сердцах Шилов.