Поиск-89: Приключения. Фантастика - страница 50
Проследив глазами за плывущей мимо дочерью главбуха, Баратынский уже хотел продолжить декламацию перед зеркалом, как в голову ему стукнуло: они плыли по воздуху сами по себе, как птицы!
Баратынский выглянул в окно и увидел, что они плывут дальше.
— Что это такое? — забормотал он. — Это что за дикость?! Если каждый начнет туда-сюда?!.
Он выбежал из дома. Дочка главбуха с патлатым, его Баратынский уже раз видел в окне у Неверующего, выплыли из переулка и, поднявшись выше, вскоре скрылись за одним из домов.
— Черт! Это ж среди бела дня! — Баратынский хотел уже бежать на соседнюю улицу, как вдруг обратил внимание, что стоит в центре небольшой толпы зевак, а перед ним красуется милиционер.
— Видели?!. — загоревшись, спросил он.
— Что? — вежливо спросил милиционер.
— Ну, двое летают, дочка главбуха с патлатым этим?
— Где летают, на чем? — поинтересовался милиционер.
— Над головами, взяли и полетели! — И Баратынский стал подпрыгивать, показывая, как они летают. Толпа развеселилась. Подъехала, мигая вертушкой, ПМГушка.
— Пройдемте! — козырнув, милиционер указал на машину.
— Зачем? — не понял Баратынский.
— Там и разберемся: кто летает, где и зачем?
— А чего разбираться, мне и так ясно, — усмехнулся Баратынский. — Она либо ведьма, либо я сошел с ума.
Публика загоготала. И только тут до Баратынского дошло: он стоял на мостовой в одних трусах и бутафорской шляпе.
— Вот черт, одеться забыл! — Баратынский хотел дать деру, но милиционер уже крепко держал его за руку.
«Ну все, влип, — подумал Баратынский. — Идиот! Надо ж на что купился, а?!.»
Он уже садился в машину, когда снова увидел их. Они летели, обнявшись, и, как показалось Баратынскому, целовались.
Они сидели в комнате Петра Иваныча на старом кожаном диване, и Дождь держал ее руку в своей руке.
— Меня стал преследовать запах моря, — говорила она. — Иду по улице, и почему-то воздух пахнет мидиями и теплым песком… Теперь я вспомнила: от Бальдо все время пахло то луком, то чесноком, то вдруг мускатом, он постоянно болтался на кухне возле поварихи, я уже забыла, как ее звали, Катерина или Куррадина, пышная, теплая, как каравай хлеба. Бальдо вечно к ней приставал, осыпая ее упреками, хотя, кажется, чего упрекать, — каждое утро он, зевая, шел за мной с пузатой сумой всякого съестного: и кусок мяса, и рыба, и сыр, и вино, и хлеб. И все это он съедал враз, отползал в тень и храпел часа четыре. Потом с визгом купался и начинал стонать…
— И мне приходилось загодя покупать для него вторую суму провизии, которую он съедал после купания…
— Нам если доставалось крылышко перепелки или кусок сыра, то это было счастьем!. — смеялась Лена.
— Если мы вовремя успевали у него выхватить! — уточнял Дождь.
— А что происходило дома, когда мы приходили! — продолжала вспоминать она. — Он просто набрасывался на еду, и его Катерина потом не могла добудиться, чтобы получить толику положенных ей ласк!..
Зазвонил телефон. Лена дернулась, но, вспомнив Чугунова, решила не подходить. Однако телефон не умолкал, и ей пришлось взять трубку. Звонили из райотдела милиции. Лейтенант Луков передал трубку Баратынскому.
— Ленка, это я, Дмитрий Баратынский! Скажи, ты летала сегодня с этим, ну… сама знаешь?!. А?!.
— Летала, — помолчав, сказала Лена.
— Во! — вдруг дико заорал Баратынский. — Она летала! А я что говорил! Что и требовалось доказать!
Трубку взял Луков.
— Это товарищ Неверующая? — спросил он.
— Да, — ответила Лена.
— На чем вы летали? — спросил Луков.
— Ни на чем, просто так…
— Понятно, — усмехнулся Луков. — Извините за беспокойство, до свидания!..
— До свидания, — сказала Лена и положила трубку.
Вечером у себя дома Баратынский плакал, уткнувшись лицом в пухлые Дусины колени, плакал из-за того, что не помнил ни строчки из «Каменного гостя», все вылетело из-за этого дурацкого происшествия, и он совсем не может играть, не ощущает ничего, пусто все в душе и на сердце.
— Это она, она накаркала! — в слезах кричал он, тыча пальцем вниз. — Она, ведьма чертова!
— Да уж какая из нее ведьма? Из Ленки-то?!. Ну, чо ты придумываешь?!. — улыбалась Дуся.