Пока горит свеча - страница 4

стр.

Все это он высказал Лидии и как будто убедил, а потом, уже по ту сторону логики, снова отчаянный взгляд и нелепая просьба: «Останься, отложи на другой день…»

Я отложу, и меня отложат. «Не давайте себя задвинуть», — говорил шеф, и правильно говорил, ориентировался старик, мир праху его…

Это был какой-то подспудный ход мыслей, не мешавший внимать такой же отточенной, как внешность, словно бы порхающей, но жуть какой целенаправленной болтовне… Эта — дело знала туго.

Для него был легко и свободно выстроен каркас статьи — бери, заполняй блоками; вырисовывались и манящие перспективы — почему не цикл статей, а впоследствии — не книга? «В жанре научпопа», — сморщился Витька, но разве это не снобизм?

Слушать было полезно и лестно, а смотреть… Да еще на фоне африканских масок, кубинских циновок…

В кафе, напротив окон, включили музыку — заигранный Макаревич хрипловато вещал:

Я в сотый раз
Опять начну сначала,
Пока не меркнет свет,
Пока горит свеча…

Где-то она еще горела, эта свеча, внезапно он ощутил с пугающей четкостью силу, упругость мускулов, готовность легко вскочить, куда-то помчаться, обгоняя бег осенних листьев по асфальту. Может, рано списывать в архив то, что, казалось, ушло с молодостью, — мобильность мысли, тела, всего склада жизни… Почуялись какие-то скрытые возможности… Или — не такие уж скрытые?

Она замолчала, ища взглядом по столу, потянулась за сигаретами, прекрасная возможность показать, что ты не из леса, — и свой «Данхилл» предложить, и зажигалкой щелкнуть, и вообще…

— У вас, мне кажется, наступает обеденный перерыв? Что, если мы — ну, хоть в то кафе? Напротив? Или…

Она посмотрела, прищурясь, словно взвешивая предложение, и сказала решительно:

— Идет! Куда — я объясню после… Но у меня еще один десятиминутный разговор с техредом. Ждите у подъезда, ровно десять минут, я не из опаздывающих женщин… Сверим часы? Сколько на ваших?

Прозвучало по-командирски, он сдвинул рукав пиджака — какое все-таки старье эти узорные стрелки…

…Глаза заслезились. Прищурился. Лидия?

«У тебя еще полчаса в запасе. Подари мне из них десять минут. Если уж не можешь отложить…»

Вспыхнуло раздражение и вдруг угасло, он впервые заметил на лице жены лиловатые тени, завалы под глазами. И что-то незнакомое во взгляде — какая-то боящаяся себя, затаенная радость… или тревога?

— Послушай, а не стоило бы тебе показаться врачу? Что-то ты все хандришь… зябнешь… А?

— Я уже показалась, — без выражения, как-то бесцветно произнесла Лидия.

Сердце стиснул кто-то, точно резиновую грушу, и не отпустил. Он почти закричал:

— И что? Что с тобой? Ты больна?

Она покачала головой, шевельнулись бледные губы, Борис не услышал, угадал:

— У нас с тобой будет ребенок. Вот… А теперь иди — ты куда-то собирался?

— Куда я собирался? Что ты говоришь? Лида, Лика, Ликусенька моя! Тебя же надо на ладонь посадить и носить!


— За Стаськой придется сходить тебе. Совещание в отделе главного конструктора!

Голос в трубке звучал с каким-то железным призвуком, впрочем, и без телефона была та же непререкаемость: я сказала!

И не поспоришь, и не объяснишь, какая куча дел сбежалась именно на этот вечер! На лысых колесах далеко не уедешь, Афанасий тянул неделю, обещая и откладывая, теперь уже крайность, значит, сдерет, как с белки шкурку! С машиной будет легче, и все же… Гранки прочел, успел, но надо же их вернуть в журнал, там график, от Киры не уйдешь без кофе, без разговора, она же ему открыла эту кормушку, она может и закрыть! Детсад, ну, это быстро, Стаську — к Елене, должен быть и от подруги жены какой-нибудь прок, кроме перемывания косточек своим непрекрасным половинам… Интересно, успеет ли он к семи? Маркин сказал: «Междусобойчик персон на двадцать, будет Новак, и тебе надо быть». Ежу понятно, что надо, кое-какие сведения профильтровались! Новак… Бывало, проходил на расстоянии своего вздернутого носа — не замечал, не здоровался. Время бежит, времена меняются. Хуже всего, что вся эта мешанина дел, забот, обязательств пришлась на родительский день.

Да, так было задумано, когда разменивались, — один вечер в неделю — целиком матери, ей и только ей. И соблюдалось поначалу — бросая все, мчался в эту тихую комнатку, где и пахло особенно, корицей, что ли? Безделушки, памятные с детства, особое печенье, особо нарезанный салат, только к нему устремленные глаза. Мама…