Пока мы были не с вами - страница 18
— Миз Фосс? Вы меня слышите?
Куини издает какой-то звук, похожий на «да», но он замирает между стиснутыми зубами; она прячет лицо на груди Брини.
Зеде мрачнеет и плотно сжимает губы под густой седой бородой. Его глаза в красных прожилках западают в глазницы. Он глубоко вдыхает через широкие, волосатые ноздри, затем выпускает воздух через сжатые губы. В воздухе повисает тяжелый запах виски и табака, но меня он успокаивает. Хоть что-то привычное и уютное в такую беспокойную ночь.
Он встречается взглядом с Брини и едва заметно мотает головой.
— Куини, девочка моя, мы собираемся забрать тебя с лодки, слышишь? Хотим перевезти тебя на «Дженни» в больницу. Путь через реку будет нелегким. Побудь храброй девочкой, ради меня, слышишь?
Он помогает Брини поднять маму с пола, и ее крики разрывают ночь, словно безутешные вдовы Нового Орлеана похоронную вуаль. Она безвольно повисает на руках у Брини еще до того, как они успевают спустить ее в лодку.
— Подержи ее,— обращается Зеде к Брини, затем поворачивается ко мне и наставляет на меня скрюченный палец, сломанный еще во времена Испанской войны. — Ты, сестренка, возьмешь малышей и уложишь спать в хижине. Никуда не выходите. Я вернусь еще до утра, если утихнет буря. Если же нет — «Лиззи Мэй» привязана чуть ниже по реке. Там ваша шлюпка. На «Лиззи» со мной живет паренек. Выглядит он неважно — бродяжничал по поездам, нарвался на бугаев из дорожной полиции. Но он вас не обидит. Я велел ему показаться у вас утром, если от меня не будет новостей.
Зеде заводит мотор, тот с тарахтением оживает, и я смотрю, как в свете фонаря взбаламучивается тина. Я не хочу видеть закрытые глаза Куини и ее безвольно обвисшие губы.
Камелия бросает им веревку, и та аккуратно приземляется на носу плоскодонки.
Зеде наставляет палец на Камелию,
— Слушайся сестру, мелкая чертовка. Ничего не делай, не спросив сперва Рилл. Смекаешь?
Камелия так сильно морщит нос, что веснушки у нее на щеках сбегаются вместе.
— Смекаешь? — снова спрашивает Зеде. Он знает, кто из нас способен сбежать и попасть в беду.
— Мелия! — на минуту Брини выходит из оцепенения.
— Да, сэр,— упрямица соглашается, хотя и без особой охоты.
Затем Брини поворачивается ко мне, но в голосе его слышится скорее мольба, чем указание.
— Следи за малышами, Рилл. Заботься обо всех, пока мы не вернемся — я и Куини.
— Мы будем хорошо себя вести, я обещаю. Я прослежу за всеми. Мы никуда не уйдем.
Зеде поворачивает румпель и заводит лодку, и мотор «Ватервич» уносит маму в темноту. Мы все вместе кидаемся к ограждению и стоим там бок о бок, наблюдая, как чернота проглатывает «Дженни». Мы слушаем, как барашки волн, вздымаясь и падая, бьются о борта лодки, как рычит мотор, замолкает и снова взревывает. Каждый раз его звук понемногу отдаляется. Где-то вдали раздается сирена буксира. Свистит боцман. Гавкает собака.
И ночь снова затихает.
Ферн, словно мартышка, уцепилась мне за ногу, а Габби держится возле Ларк, потому что она его любимица. Нам больше ничего не остается, как зайти в хижину и попытаться поужинать. Все, что у нас осталось, — кукурузная лепешка и несколько груш, которые Брини выменял в Уилсоне, в штате Арканзас, где мы стояли три месяца и ходили в школу, пока она не закрылась на лето. К тому времени Брини уже надоело сидеть на месте; он рвался в плавание.
В обычное время отец никогда бы не пришвартовался рядом с таким большим городом, как Мемфис, но Куинн с позавчерашнего дня жаловалась на боли в животе. Хотя они начались раньше, чем, по ее расчетам, должны были — ведь она выносила уже пятерых детей! — но она знала, что в такие дни лучше привязать лодку к берегу и оставаться на месте.
Внутри «Аркадии» тревожно, дети, потные и капризные, хнычут. Камелия возмущается, что я закрыла деревянную дверь, а не сетчатую, и внутри даже с открытыми окнами душно и жарко.
— Тише! — я шикаю на них и делю еду. Мы садимся в круг на полу, все пятеро — потому что как-то неправильно есть за столом, где два главных места пустуют.
— Хотю куфать,— у Габиона закончилась еда, и он выпячивает губы. Он ест быстрее, чем бездомный кот.