Пока светит Пламя - страница 26

Незнакомый голос в ответ упрямо бубнил что-то неразборчивое.

Бенедикт хмыкнул и пошел на шум, Кати отправилась следом. Они миновали аккуратную чистую кухоньку, и брат решительно дернул занавеску, закрывающую черный ход. У двери заставленного корзинами и кадками коридора, упирая руки в бока, монументально возвышалась экономка.

— Что там, Жени? — повысил голос Бен.

Толстуха обернулась, а потом возмущенно охнула и постаралась ухватить юркнувшее мимо проворное тело. Цапнула воздух и, взревев, устремилась к худенькой личности, чуть не врезавшейся в живот Бенедикту. Тот придержал взлохмаченного оборванца и строгим взглядом остановил экономку:

— Это еще кто? Жени, будь добра, отодвинься в сторону, ты свет загораживаешь.

— Я — Юльке, — заявило чумазое создание, ничуть не смутившись, и подняло на хозяина васильковые глаза, опушенные изумительно длинными ресницами.

— Девчонка? — Кати изумленно посмотрела на брата.

— Пф… — сказала Юльке, обиженно задирая нос.

— Совершенно верно, сударь, — подала возмущенный голос Жени, — бесстыдница, а еще воришка и лгунья!

— Когда это я врала? — вскинулась оборванка.

— Врала вот! — толстуха непримиримо поджала губы.

— Так, замолчали обе! — гаркнул вконец замороченный Бенедикт. — И давайте по порядку! Женевьева, что это за чудо лохматое?

— Бродяжка, — экономка смерила Юльке убийственным взглядом: — Хозяйка наша, доброй души человек, пожалела сироту, вот и давала поручения всякие. То в лавку сходить, то письмо какое отнести. Платила, конечно. Только зря она ехидну на груди пригрела. Я-то знаю, что булки в лавке стоят куда меньше, чем эта нахалка говорит.

— Так поднялись цены-то, — Юльке честными глазами уставилась на Хартов, а потом сморщилась и, кажется, собралась реветь: — Что же мне теперь делать прикажете? Кормильцы забросили, не иначе, помирать сиротинушке с голоду…

Бенедикт выругался сквозь зубы. Кати, зная, что брат слез не выносит (сама не раз этим пользовалась) восхищенно посмотрела на девчонку. Интересно, как она умудрилась так быстро его раскусить?

Юльке же упоенно захлюпала носом и стала размазывать слезы по грязным щекам. Катрина попыталась навскидку определить возраст бродяжки, но засомневалась. Маленькая, тщедушная, с торчащими немытыми патлами неопределенного цвета, она с одинаковым успехом могла оказаться и подростком, и ровесницей самой Кати.

— Женевьева, — Бенедикт поднял на служанку страдальческий взор, — что ты там про пироги говорила?

Толстуха налилась краской и, кажется, даже дар речи на время потеряла. Юльке сразу прекратила реветь, подняла на Бена сияющие глаза:

— Вы… такой! Такой добрый! А можно, я потом еще зайду?

— Ну наха-алка… — покачала головой Жени.

— Э… потом. Как-нибудь. — Бенедикт кашлянул и сурово глянул на экономку: — Дай ей пирога, и пусть идет.

— Зря вы это. — Женевьева поджала губы и, возмущенно пыхтя, протиснулась мимо новых хозяев назад, в кухню.

— А ты подожди за дверью. — Бен легонько подтолкнул бродяжку к выходу и облегченно выдохнул, когда та вышла.

— Может, ну его, этот дом? — вполголоса пробормотала Кати, — связываться с этими скандалистками… Мадлена же нас не гонит?

— Я не привык сидеть на шее, — отрезал Бен. — К тому же, внес задаток. Ничего. Уверен, ты прекрасно справишься.

— Чего-о? — Кати округлила глаза. — Хочешь сказать, что разнимать эту парочку придется мне?

— Ну мы же вроде решили, что ты будешь командовать прислугой?

Кати надулась, а Бен вздохнул и погладил ее по голове:

— Если я получу работу, то буду занят на ней весь день. А тебе как раз представится прекрасный шанс потренироваться вести хозяйство. Перед замужеством.

— Каким еще…

Появилась Женевьева с корзинкой, накрытой белоснежной тряпицей. Кати замолчала и шагнула за бочку, уступая дорогу. С оскорбленным видом экономка проплыла мимо, вышла на крыльцо и выразительно хлопнула дверью.

— А корзинка-то у нее не маленькая, — заметил Бенедикт. — Признаться, не ожидал подобной щедрости.

— Так, может, Жени добрая? — Кати с сомнением покосилась на дверь: — Или, может, корзины поменьше не нашлось, а там на самом деле и пусто вовсе?

Брат с сестрой переглянулись и одновременно расхохотались, очень сейчас друг на друга похожие.