Пока я сплю - страница 6

О, в то воскресенье ничего особенного с Педро не случилось. Вечером он приплелся домой, с головой, набитой удивительными образами, и, ужиная, почти не слышал привычного домашнего шума вокруг.

Жаба сидела среди камней, мерцая глазами-самоцветами и, возможно, предаваясь воспоминаниям. Не знаю, готовы ли вы согласиться, что жаба может иметь воспоминания. Однако не знаю я также, готовы ли вы согласиться, что когда-то в Америке существовало колдовство. Это слово не кажется разумным, когда думаешь о Питсбурге, о его метро и кинотеатрах, но черная магия зародилась не в Питсбурге и даже не в Салеме. Она берет свое начало в темных оливковых рощах Древней Греции, в затянутых туманами лесах старой Британии и среди каменных дольменов Уэльса. Поймите, я хочу сказать лишь, что жаба сидела там, под камнями, а Педро в это время растянулся на своей жесткой постели и, устраиваясь, словно кот, готовился отойти ко сну.

На этот раз постель начала вращаться почти сразу же, унося его во тьму. Отчасти он ожидал этого. Теперь он уже не пытался задерживать дыхание под водой, а просто расслабился, медленно погружаясь и дожидаясь, пока глаза привыкнут к зеленоватой тьме. Хотя на самом деле это, конечно, была не тьма. Там присутствовали краски и цвет. Если бы не ощущение скользящей по коже воды, Педро вполне мог бы представить себя в небе, среди пролетающих мимо метеоров и комет. Однако здесь его окружало то, что могло быть только в море, и притом в южном море, и все это двигалось и светилось во тьме.

Вначале он видел крошечное светящееся пятнышко, похожее на звезду. Оно могло быть рядом с его щекой или на расстоянии мили — разве разберешь в этой бескрайней, лишенной ориентиров, лишь слегка зеленоватой пустоте? Оно могло приблизиться и превратиться в лучезарное оранжево-пурпурное солнце, а могло в последний момент свернуть в сторону. Еще здесь были извилистые огненные ленты, складывающиеся в яркие узоры, и стайки крошечных рыбок, вспыхивающих, словно звезды. Далеко внизу, в глубине, цвета выглядели бледнее, и как-то раз там медленно проплыло что-то огромное, как будто само дно вдруг решило тронуться в путь. Педро долго смотрел, полный благоговения, а потом устремился наверх.

Под тонким серпиком новой луны колыхалось залитое серебром море. За спиной Педро громоздился молчаливый остров, а в лагуне маячил на якоре силуэт быстроходного судна, американского клипера, его бушприт сновал вверх-вниз, указывая то в море, то в небо. Судно покачивалось на волнах, и Педро, двигаясь в том же ритме, наслаждался тем, что одно море обнимает и его, и обожаемый им корабль. Педро понимал корабли и любил их, а этот корабль был воплощением мечты. Больше всего на свете Педро хотел увидеть его на ходу, с наполненными ветром белыми парусами и пенистым следом за кормой.

Он поплыл к молчаливому клиперу и уже почти добрался до якорной цепи, когда из моря вынырнула мурена и метнулась к нему. Педро почувствовал колющую боль в руке. У мурены было человеческое лицо, очень серьезное и задумчивое, и она держала стеклянную трубочку, заканчивающуюся длинной острой иглой, и это была вовсе не мурена. Это был старый доктор Мэннинг, спустившийся из своего дома на вершине холма…

Под языком Педро ощущал странный вкус. Он удивленно поднял взгляд на полное беспокойства толстое лицо Маргариты и сказал недоуменно:

— Minha mae…

— Слава тебе, Господи! — истерически воскликнула Маргарита, судорожно заключая Педро в объятия.— Мой Педрино… а-а-а… спасибо…

— Спасибо доброму доктору, я думаю,— проворчал Мануэль, однако он тоже выглядел обеспокоенным.

Маргарита его не слышала. Она то приглаживала волосы Педро, то снова взъерошивала их. Мальчик понять не мог, отчего вся эта суета. Доктор Мэннинг захлопнул свой черный чемоданчик, с сомнением глядя на Педро. После чего отослал Маргариту и Мануэля из комнаты, уселся на постель и стал расспрашивать Педро.

С доктором Мэннингом всегда было легко разговаривать, и Педро рассказал ему о пиратских островах с их волшебными названиями, о южном море и о клипере. Это был замечательный сон, сказал Педро, глядя в недоумевающие глаза доктора. Нет, он не принимал никаких наркотиков. Мэннинг особенно подробно расспрашивал его об этом. В конце концов он велел Педро пока оставаться в постели и ушел на кухню. Хотя он понизил голос, Грегорио, прошмыгнув следом за ним, оставил в двери небольшую щель, и Педро слышал, о чем там говорили. Но, по правде говоря, мало что понял.