Покаяние «Иуды» - страница 43

После завершения разговора Долговязый вернулся к себе и, некоторое время поговорив с приятелями, сел за стол и стал молча тасовать карты. Спустя пару минут к нему присоединился Слюнявый, и они начали играть в секу[27]. Остальные зэки оставались на своих койках: кто-то читал, кто-то вел душеспасительные разговоры с соседями. При этом каждый раз, когда из коридора доносился шум шагов, они тут же умолкали и начинали прислушиваться к этим шагам.

Очередной шум закончился у двери третьей камеры, из-за чего все ее обитатели буквально уставились в проем, а Слюнявый даже бросил карты на стол и повернулся ко входу всем телом.

Между тем открыли дверь, и в камеру вошел Бизенко, с видом человека, который только что сбросил с плеч тяжелый мешок.

– А вот и наш красавец объявился – не запылился, – взвизгнул Слюнявый, продолжая сидеть в прежней позе.

Бизенко окатил его брезгливым взглядом и, направляясь к своей койке мимо стола с блатными, произнес:

– Ты доиграешься, гадёныш, что я тебе башку отшибу.

Это не осталось незамеченным остальными заключенными, которые ждали возвращения Бизенко только для того, чтобы понаблюдать за поведением Слюнявого после монолога Эди у коек блатных и его разговора с Долговязым. Теперь они окончательно убедились, что безоговорочной власти марванов в камере пришел конец, по крайней мере, пока в ней будет Эди.

– Я с тобой, падла, потом посчитаюсь, – пробормотал Слюнявый в спину Бизенко и резко подхватил со стола свои карты. – Знай, скоро лафа[28] кончится, и я тебя по частям разберу.

– Никак не угомонится, – произнес Эди, наблюдая за тем, как Бизенко дрожащими руками складывает на тумбочке какие-то листы исписанной бумаги, а в голове в этот момент пронеслось: «Шпион нервничает, а это хорошо».

– По-моему, его подбивает мордатый, – раздраженно заметил «Иуда», бросив беглый взгляд в сторону Слюнявого. – Не понимаю, чего они взъелись на меня.

– Иначе не могут, природа такова – им давай насилие.

– Честно говоря, даже не знаю, как они себя поведут, когда вас здесь не будет, – с тревогой в голосе промолвил Бизенко. – Кстати, еще не вызывали?

– Пока нет, видимо, достряпывают свою фальшивку, но я решил ни на какие вопросы вообще не отвечать, пока адвоката не дадут.

– Ну, дадут они вам своего соглядатая под видом адвоката, думаете, что-либо изменится? Вот и я настаивал на том же, даже назвал фамилии людей, которых знаю. Бесполезно, они привели какого-то типа, а у него на роже написано, что он мент.

– Но я и на самом деле ни в чем не виноват, не знаю и не знал никаких инкассаторов. Это просто дурдом. Хотят грабеж мне пришить, – раздраженно произнес Эди. – Нарушают все мыслимые и немыслимые права человека.

– В этом с вами не поспоришь, но рекомендую, прежде всего, не нервничать, а спокойно попытаться объяснить свою правду, возможно, они и станут слушать, – посоветовал Бизенко, внимательно наблюдая за Эди, у которого по скулам ходили желваки.

– Знаете, я и так сдерживаю себя, чтобы не начать бомбардировать дверь и требовать освобождения.

– Скажите, Эди, вы какой материал собираете? – спросил Бизенко, пропустив мимо ушей слова о его намерении бомбардировать дверь.

– О своих земляках – защитниках Брестской крепости, о которых отчего-то военные историки решили умолчать, – ответил Эди, сделав для себя вывод о том, что Бизенко вчера невнимательно его слушал или сейчас решил уточнить ранее им сказанное.

– Это очень благородно с вашей стороны, надеюсь, сможете докопаться до истины и вернуть из небытия имена настоящих героев, первыми вставших грудью на защиту нашей родины.

– Для меня главное то, что я смогу их живым родственникам рассказать, где погибли и похоронены эти герои. Ну и, естественно, издать книгу, а может и защитить диссертацию. В наше время это серьезное достижение для молодого человека, думающего о своей перспективе.

– В данном случае немаловажно и то, что вы сможете при этом значительно поправить свое материальное положение, – бросил Бизенко, окинув Эди оценивающим взглядом.

– Несомненно, одними духовными кирпичиками дом не построишь, в данном случае необходимо иметь что-то конкретное материальное, – пошутил Эди.