Поколение влюбленных - страница 32

Застолье началось незаметно. Никто еще не присаживался, а ковер был уже обильно орошен шампанским, и половина тарелок с закусками опустела. Наконец Матвей решил, что пора человеческий хаос как-то упорядочить и пригласил всех за стол. Мы с Иваном, по долгу первых гостей, отправились на кухню, чтобы извлечь из духовки горячее — фаршированную рыбу, котлеты по-киевски и картофель под сырным соусом. Матвей их также закупил в супермаркете, и они у нас томились, дожидаясь своего часа. Иван вытащил раскаленные противни на разделочный стол, а я разгрузила еду на три огромных блюда. Позади нас, в светлой комнате с ореховыми стенами, за огромным столом, вокруг которого мы из табуреток и досок соорудили скамейки, сидели почти два десятка человек — веселых, возбужденных встречей, вином и предвкушением вкусной еды. Негромко, так, чтобы не мешать разговорам, играл саксофон — мой любимый Кенни Джи. Витя Сапов звучно принюхивался, строя догадки насчет горячего, а Вероня заливалась хохотом. Впрочем, смеялись почти все, и в общем смехе я с трудом различала негромкий голос Сережи Стопчева, говорящего тост. Он предлагал выпить за будущее.

Иван понес к столу котлеты и картофель, а мне осталось блюдо с рыбой и металлические лопатки для раздачи. Я положила лопатки рядом с золотистыми пластиками филе, взяла блюдо в руки и сделала шаг в сторону столовой. И встала.

— Саша, давай его сюда! — позвал Иван из-за другого края стола.

— Саша, ты что, уснула на ходу?! — Кажется, это был голос Лариски.

— Са-ша!

Мои руки опустились, и блюдо вместе с рыбой и лопатками полетело на пол. Мариша, сидящая рядом, громко ахнула.

Случалось ли вам когда-нибудь видеть смерть человека? Разумеется, исключая кино, где предсмертная агония сопровождается не хрипами и свистом в груди, а проникновенной, слезоточивой речью, обращенной к друзьям и близким. Умирал ли живой человек на ваших руках? Становились ли вы свидетелями случайной смерти?

Если вы это пережили, то знаете, что смерть всегда в первый момент ошеломляет. Даже когда умирает очень близкий человек, то первое, что вы чувствуете, — удивление. Боль придет чуть позже, когда вы уже осознаете этот факт и смиритесь с ним. А сначала ваш разум будет бороться. С маниакальным упорством он будет искать выходы и варианты, подчиняя себе тело, которое беспокойно замечется в поисках кислородной подушки, шприца с оживляющим уколом, нашатырного спирта, живой воды…

Мне пора бы уже привыкнуть к смерти. От того, что я видела, мой разум должен был затупиться, как затупляется восприимчивость медиков, завтракающих в морге рядом с трупами. Хотя, возможно, я просто чересчур расслабилась на этой злополучной вечеринке, погрузилась в атмосферу дружеского трепа и такой простой человеческой радости — радости встречи с добрым прошлым.

Блюдо с рыбой выпало у меня из рук, а вслед за ним на ковре оказалось и мое тело. Сознание осталось при мне: просто внезапно я перестала ощущать ноги, а потом рядом с моим лицом оказался ковер и ножка стула, на котором сидела Мариша.

Меня тут же подняли, заботливо усадили в кресло. Две руки одновременно предложили мне выпить: в одной был бокал с шампанским, в другой — стакан минералки. А мне казалось, что я проваливаюсь в глубь своего собственного тела. Милые озабоченные лица моих одноклассников внезапно стали маленькими, как на коллективной фотографии, а их голоса доносились издалека, и смысл слов доходил до меня медленно.

— Саша, Сашенька, тебе лучше?

— Не суйте ей эту чертову минералку! Дайте лучше вина!

— Отстань ты со своим вином! Может, она беременная?

— Сашенька, если не можешь говорить, хотя бы кивни!

— Хорошее красное вино еще никому не повредило!

— Саша, ты беременна?

— Как ты?

Последняя реплика принадлежала Матвею. Он склонился к моему лицу, ожидая ответа на другой вопрос. Я кивнула. Затем сказала громко, обращаясь ко всем:

— Со мной все в порядке. Просто следствие легкого переутомления…

— Ничего себе «легкого»! — возмутился Иван. — А этот нехороший человек тебя еще на своей кухне припахал!

— Да ты что? Саша, это правда?! — с искренним возмущением спросила эмансипированная Вероня.