Покорение высоты - страница 5

По сходной цене им вскоре удалось купить корову. Никитины почувствовали, что с этой покупкой их жизнь направляется совсем в другое русло, чем они ожидали.

Ни Василий Васильевич, ни Ольга Николаевна не умели к своей корове подступиться, пришлось брать уроки у хозяйской прислуги. Пегая Милка с задумчивыми глазами стала любимицей детей. Вниз по извозу через мост Ермака водил по утрам пятилетний Коля Никитин кормилицу семьи на заливные луга.

Коля Никитин с сестрой Валей. Ишим. 1911 г.

Никитины продолжали упорно искать свою судьбу, не теряя надежды на будущее. Это шло от надежной веры в свои руки, в изобретательность ума.

Была у Никитиных еще одна попытка перейти на натуральное хозяйство. На протяжении их первой ишимской зимы плели они всем семейством рыбачью сеть. Василий Васильевич прослышал, что озера и старицы вдоль реки Ишим кишмя кишат самой разнообразной рыбой. Попадаются окуни во всю сковороду. Неизвестно, что последовало бы за сетью, если бы в первом же озерце не изгрызли ее горбунцы — земноводные твари, похожие на кузнечиков.

Прошел год, и на том месте, где висела золотистая табличка несостоявшегося частного поверенного, появилась большая вывеска: «Фотография О. Н. Никитиной». Еще лежал снег, когда стали поступать из Читы различные фотопринадлежности, которые присылал отец Ольги Николаевны. Прибыл громоздкий, но удивительно удобный станок для ретуши, следом за ним яркие декорации: пальмы на морском берегу, озеро с горбатым мостиком и черными лебедями, рисованный уголок аристократической гостиной.

Вскоре весь полусвет Ишима — мелкие чиновники, удачливые ремесленники, скупщики зерна и сала — потянулись в фотопавильон. Они с удовольствием позировали, сыто развалясь в кожаном кресле на фоне экзотических чудес. Особенно любили фотографироваться хозяин мыловаренного завода со своей неувядающей женой и машинист паровой мельницы с целым взводом сыновей. Раз от разу клиенты получались на фотографических карточках все краше, потому что Ольга Николаевна наловчилась ретушировать портреты, не оставляя на лице никаких изъянов. Оказалось, что никитинскую клиентуру мало беспокоило сходство. Узнал себя — этого довольно, был бы красив! Убрать лошадиную челюсть, сделать демонические глаза, взрастить шевелюру на облысевшей голове — все могла Ольга Николаевна.

Василий Васильевич быстро приосанился, преисполнился важности, принимая заказы и плату за услуги. Искусство ретуши ему не поддавалось, не хватало знания психологии ишимцев. Зато в искусстве обработки фотопластин, в химическом цехе он был незаменим.

Никитины были уверены, что нащупали наконец надежную почву и теперь можно расправить плечи. В самом деле — все не так уж плохо. Скорее наоборот: основная еда у них — молоко и хлеб — своя! В счет оплаты семейных портретов поставляют им в высоких кулях прямо с мельницы муку простого помола. Если муку хорошо просеять, она станет почти белой, а отруби пойдут на прикорм корове. Никитины уже могут позволить себе нанять прислугу. Деревенская девушка Лена ухаживает за коровой, отводит ее в стадо, заменив Колю, помогает маме на кухне. Каждое утро мама выпекает в русской печи целую гору калачей и булок. Ржаной хлеб считается деликатесом, потому что он покупной.

Мама спокойная, раздражается редко, хотя за целый день ей редко удается присесть. В десять часов пойдут клиенты, а до этого еще нужно привести в порядок детскую одежду, убраться в павильоне. Бьет десять, и мама преображается: она чопорная хозяйка фотоателье, в котором делают людей красивыми. Это высшее искусство во всем Ишиме, если не считать кинематографа «Модерн», где под гремучий рояль крутят стремительные американские фильмы.

Во время работы в павильоне детям вход туда запрещен, их заблаговременно выпроваживают гулять. Летом дети Никитиных ходят в обуви только в церковь, а во все остальное время — в дождь ли, в зной — босиком. В лексиконе семьи слова «больно», «устал», «тошнит» запрещены. Мама толково объяснила:

— Зачем говорить, что тебе больно? Чтобы нам всем тоже стало больно? Скажи три раза подряд: «Мне не больно, уже не болит» — и потри, где ушиб. Увидишь — все само пройдет!