Покорители вечных бурь - страница 50
Трубокуров еще раз вздохнул, вешая на рычаг телефонную трубку. По правде говоря, ему не хотелось сегодня, в последний вечер пребывания на опытной станции, идти в гости. Но, конечно, отказаться от приглашения этого чудесного старика-богатыря было нельзя. И, накинув пальто, Трубокуров вышел из домика.
Много раз с крыльца этого домика он любовался просторами степи, могучей зеленью лесных полос, стройными башнями ветряков, уютными домиками-дачками поселка опытной станции. И каждый раз в этой картине было что-то новое. Степь постоянно менялась, точно море. И вместе с ней изменялся облик всего, что лежало на ее широкой груди. Весной в ясную погоду степь бывала голубой утром, изумрудной — днем и розовой — вечером. А когда набегали облака, переливалась и мерцала в жемчужном сиянии. Летом, в пору суховеев, ее окутывала желто-пепельная дымка, и тогда иной раз казалось профессору Трубокурову, что смотрит он на старую фотографию. И всегда от бескрайней степи веяло могучим простором. Это очень нравилось ученому-горожанину.
Сегодня степь была снова иной. Еще вчера холодный ветер гнал по ней шары перекати-поля. Эти странные растения, точно огромные ежи, забегали на территорию опытной станции и долго сновали туда и сюда, пока не скапливались ворохами у заборов, стен домиков и в посадках. Сюда же ветер забрасывал разноцветные листья кленов, дубов, вязов, акаций, безжалостно, со свистом срывая их с трепещущих ветвей деревьев. А сегодня воздух был неподвижен и чист, и глубокая тишина стояла кругом.
Трубокуров расправил плечи.
«Хорошо, однако, что старик извлек меня из комнаты», — подумал он и, запрокинув голову, оглядел небосвод в зените. В последние дни каждый, кто выходил из дому, делал так же.
Даже если тучи плыли над землей, люди смотрели на небо, пытаясь проникнуть взором через них и увидеть новую СЭС.
Сегодня Трубокуров сразу увидел ее — светлую, розоватую каплю как бы на дне гигантской прозрачной голубой пиалы — и, удовлетворенно хмыкнув, зашагал по тропке к зданию «конторы» опытной станции.
Конечно, мысли его перенеслись туда, в заоблачные высоты, в зону неукротимых вечных бурь, ныне отдающих часть своей энергии великому делу строительства коммунизма.
И в который раз за последние дни Трубокуров, так же, впрочем, как и все, кто был участником создания новой СЭС, ощутил гордость за свою Родину — страну, где претворяются в жизнь самые дерзновенные мечты человека-творца!
— Чудесно! — воскликнул он во весь голос и, подражая Терехову, взмахнул руками. — Чудеснейше, дорогие товарищи!.. Вон смотрите — ходит трактор, и не слышно, как он тарахтит. Это энергия покоренных вечных бурь, дорогие товарищи, движет его, а он поднимает целину! А за ним — вы должны видеть оттуда лучше, чем я, — над степью встает стальная решетчатая башня электрической дождевальной установки над артезианским колодцем. И ваша энергия будущей весной заставит пролиться животворными брызгами воду недр земли на новые поля… Привет вам, друзья! — Трубокуров снова взмахнул руками. — Привет!
Он хотел еще раз крикнуть это слово, но язык, как говорят, присох у него к гортани. Трубокуров увидел высоко в спокойном небе темный кружочек, отсвечивающий красным в лучах заходящего солнца. Сомнений быть не могло: это опускался парашют.
«Опять отцепились!» — с ужасом подумал ученый и неловко, вприпрыжку побежал.
Через минуту он ворвался в кабинет начальника опытной станции. Академик Никольский поднялся к нему навстречу:
— Что случилось, Сергей Степанович?
— Парашют… Опускается… — задыхаясь, прохрипел Трубокуров и, чтобы не упасть, оперся обеими руками о стол.
— Парашют? — переспросил Никольский. Но тотчас же тень беспокойства, появившаяся в его глазах при виде Трубокурова, исчезла. Он улыбнулся. — Не волнуйтесь, дорогой профессор. Все в порядке… Это…
— Что же это?
— Фотографии.
— Фотографии?
— Ну да… Выпейте воды, профессор. Вот уж не предполагал, что вы можете быть таким… э-ээ… невыдержанным.
— С кем поведешься, от того и наберешься, — немного приходя в себя, полушутя-полусерьезно ответил Трубокуров и, глотнув из стакана, уже обычным своим спокойным голосом снова спросил, о каких фотографиях помянул академик Никольский.