Покорный поневоле - страница 18

- Покажи, каким хорошим для меня мальчиком ты собираешься быть.

Блондин резко содрогается в отвращении.

- Да брось, чувак.

Парень кричит во все горло, когда от силы, с которой Фелипе бьет по лицу, его голова заваливается в сторону.

- Хороший мальчик так не отвечает! - укоряет его Хозяин, той же рукой поглаживая оставшийся на щеке Малыша красный отпечаток.

- Разве ты не хочешь быть для меня хорошим мальчиком? - тише спрашивает Фелипе и вздыхает, когда в ответ раздается протяжный крик.

У него не железные нервы.

- Я уже понял, что ты будешь несговорчивым маленьким питомцем.

В адресованные Малышу слова, Фелипе вкладывает всю имеющуюся нежность. Он гладит парня по волосам до тех пор, пока его дыхание приходит в норму.

- Вот, - шепчет Фелипе, - вот и мой мальчик. Он такой хороший. Такой храбрый. Дыши глубоко… вот так. Теперь побудь для меня храбрым. Побудь хорошим мальчиком, которым - я знаю - ты являешься.

Как только дыхание Малыша замедляется, а его мягкий взгляд устремляется на Хозяина, Фелипе накрывает волной надменного удовлетворения и он сетует на свою неспособность снова так быстро затвердеть. Он зачерпывает больше спермы.

Малыш

Он не знает, почему открывает рот для пальцев Фелипе, но это действие кажется ему естественным. Едва различая вкус, Малыш слышит только похвалу и чувствует только успокоение. Ему нужно больше нежных прикосновений, больше поощряющих слов, тихо произносимых на ухо… больше… больше… больше. Я могу быть храбрым. Я могу быть хорошим. Не оставляйте меня. Я буду хорошим. Буду. Буду. Фелипе покоряет Малыша.

Фелипе

- Какой милый парень.

Поцеловав его взмокший лоб, своими вымазанными в семени пальцами он пробегает по его спутанным волосам. Фелипе совершенно не удивляется, когда Малыш льнет к его властным прикосновениям. Для него очевидно, чего блондину не хватает и он намерен это восполнить. Если взамен Хозяин возьмет у парня желаемое… то так и должно быть.

- Ты был идеален, Малыш. Я бы не мог просить о лучшем питомце.

Блондин хнычет.

- Хочешь получить свою награду?

- Да, Фелипе, - онемело произносит он.

- Очень хорошо. Помыв, я отведу тебя к Селии, и ты сможешь поспать с ней на кровати. Я знаю, что моя рабыня хочет попросить у тебя прощения за сцену, которую она разыграла перед нашими гостями… но это был единственный способ убедить Калеба и Рафика передать твое наказание в наши руки. Ты прощаешь ее?

Малыш шмыгает носом, - Да, Фелипе, - и неожиданно добавляет, - Спасибо.

- Пожалуйста.

Селия

- Селия, - шепчет Малыш в темноте. - Я знаю, ты не очень хорошо говоришь по-английски, но ты его понимаешь?

Обнаженный и все еще мокрый после душа, он придвигается к ней поближе.

- Немного, - тихо отвечает она. - Я улавливаю больше, чем Фелипе подозревает, но меньше, чем ему бы хотелось. Ты меня понял?

Блондин саркастично фыркает, - Только "Фелипе подозревает" и "Ты меня понял". Правильно?

- Почти, - отвечает Селия и, улыбнувшись парню в волосы, продолжает его ласкать.

Ее молодой любовник так сильно страдает. И одна только мысль о том, чтобы раскрыть его и заставить излить всю испытываемую боль в ее ожидающее тело, делает Селию неимоверно влажной. Фелипе такой хороший Хозяин. Он дарит ей только самых лучших питомцев…а она соглашается только на тех, которые так же приятны и Фелипе.

Малыш

Селия вращает бедрами и он вздрагивает. Секс - последнее, что ему сейчас нужно и единственное, о чем он думает. Малыш спасен, совращен, возможно, изнасилован - он не уверен, считается ли за изнасилование тот заталкиваемый ему в рот искусственный член. Это был адский день и все, что ему нужно, чтобы эта ласкающая, безжалостная богиня прижала его к себе, как гребаного ребенка и укачивала, пока он не уснет.

- Мне страшно, - робко признается Малыш. - Знаю, парням не полагается говорить таких вещей, но… каждый раз, закрывая глаза, я вижу кровь.

Он абсолютно уверен, что Селия не успевает за ходом его мыслей. Хотя то, как она притягивает Малыша ближе и целует в висок, говорит о том, что ей понятны его потребности.

- Вся моя жизнь кончена, как будто меня никогда и не было. Я здесь умру, и никому даже не будет до этого дела.