Покойся с миром - страница 12
Ночное небо было высоким, холодным, безоблачным, с похожими на мыльную пену яркими звездами. Поднимаясь вверх по улице, я наконец подошел к базилике Санта-Мария Маджоре, миновать которую было невозможно. Долго любовался ею и стоявшими рядом домами. Обернувшись, посмотрел туда, откуда пришел. Этот район — Монти — самый старый и большой в Риме. Он занимает три из семи знаменитых холмов — Квиринал, Виминал и Целий, и в стародавние времена здесь жили три любимых поэта моего отца — Овидий, Вергилий и Гораций. Кроме того, между точкой, в которой я стоял, и Колле Оппио находится самый развратный, самый хулиганский район. Я задумался, что бы сказал мой тезка, если бы его отпустили из элизиума и он стоял бы сейчас рядом со мной и услышал мои мысли. Несомненно, он фыркнул бы и ничуть не удивился, что я помимо своей воли занялся этим делом. Старик был слишком мудр, чтобы не понимать, что человеческая природа, несмотря на смену некоторых реквизитов, осталась неизменной на протяжении всей той череды предательств и катастроф, которую мы называем историей. Он смог бы оценить этот баланс творческого гения и растления, искусства и преступления. Пожав плечами, я развернулся и зашагал по виа Кавур в сторону отеля. Ясный и отчетливый месяц завис передо мной на небе как воплощение Времени. Если повезет, я смогу успеть в «Ла Карбонара» на ужин. Надо бы зайти.
А завтра — Ватикан.
На следующее утро, в десять часов, я позвонил по номеру, который мне дали. После некоторой задержки меня соединили с монсеньером Зингалесом, человеком, который вел следствие. Голос был приятным, правда с присвистом. Представившись, я услышал, что встретиться со мной монсеньер может в три часа дня. Он сразу же понял, кто я такой и почему звоню, но не захотел обсуждать дело по телефону. «Жучки» в Ватикане? Или уже на моем конце провода? Маловероятно, но я понимал, чем вызвана эта осторожность. Поблагодарив, я повесил трубку.
Я плотно позавтракал, прежде чем направился в галерею Боргезе, где намеревался еще раз осмотреть творения Бернини, пока голова была еще не забита посторонними мыслями. Я считаю его величайшим скульптором из всех когда-либо живших на земле и хотел еще раз увидеть «Похищение Прозерпины» и «Аполлона и Дафну», не говоря уже о других шедеврах, выставленных в этом великолепном музее. Почему-то в последнее время меня стал раздражать тот факт, что Карл Бернини был его тезкой. Впрочем, не больше, чем ситуация, в которой оказался я сам. Человек, носивший имя выдающегося человека, не мог не чувствовать себя подавленным, если об этом ему напоминали практически каждый день на протяжении многих лет. Существуют люди, создающие шедевры, люди, восхищающиеся ими, и люди, которым на эти шедевры наплевать. Мои стихи всегда были скучны, а живописные работы, безупречные технически, не имели, что называется, искры Божией; тут уместно вспомнить строчку из «Андреа дель Сарто» Браунинга: «Общая серость серебрит все остальное», — поэтому окружающие считали, что я принадлежу к третьей категории. Вероятно, от обиды я стал вором и даже своего рода сводником по отношению к произведениям искусства и лишь совсем недавно понял, что скорее относился ко второй категории, а не к третьей.
На этот раз я следил за временем и ушел из галереи через один час сорок пять минут, остановившись на мгновение, чтобы насладиться изваянием обнаженной сестры Бонапарта Полины в образе Венеры, которое настолько оскорбило взор такого высоконравственного человека, как Гитлер, что он приказал отправить скульптуру в запасники. Удивительно, что он еще не схватился за пистолет. Если бы я знал его нынешний адрес, то с удовольствием послал бы ему открытку с надписью «Ars est celare artem»[7] или что-нибудь еще в том же духе.
Было теплее, чем вчера, и солнце сияло ярко, но на горизонте появились зловещие тучи. Я вернулся в отель за плащом и зонтом и взял такси, чтобы доехать до площади Святого Петра.
Приехал я на место встречи значительно раньше назначенного срока, поэтому мне пришлось побродить по площади, чтобы убить время. Площади слишком напоминают мне океаны, пустыни и горы. Я поспешил свернуть в переулок, чтобы не впасть в уныние и не обратиться в другую веру. Закурив, я посмотрел на тучи, которые сосредотачивались перед решительным штурмом города. Потом поспешил в Ватикан, чтобы найти префектуру по экономическим делам администрации собственности Святого престола, прежде чем хлынет ливень.