Покойся с миром - страница 34
Никого внизу, никого на лестнице, никого на площадке…
Я остановился у двери и прислушался. По радио передавали какую-то незнакомую мне оперу. Никаких других звуков.
Минут через пять-шесть я услышал ее шаги за дверью. Потом до меня донесся шум воды и звон посуды и столовых приборов.
Я тихо постучал.
Открыв дверь и увидев меня, она улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с ее лица.
— Ты ранен! — воскликнула она, напомнив мне слова Юджина О'Нила о том, что в моменты страданий и проявления чувств почти всегда произносятся избитые фразы.
— Порезался, когда брился, — сказал я, входя в квартиру.
Она проводила меня до дивана, на который я устало опустился.
— Кофе? — спросила она. — Недавно приготовила.
— Да. Если не трудно.
Она ушла, а я сменил позу и заложил руку за голову, чтобы не испачкать кровью спинку дивана.
Я окинул ее взглядом. На ней были коричневые слаксы, белая блузка и темный передник с изображением идиллической сцены жатвы. Блестящие волосы аккуратно причесаны, лицо чистое и спокойное.
Смотреть на Марию сегодня было гораздо приятней, чем вчера, но в выражении ее лица угадывалась жесткая решимость, которая делала ее похожей на фурию. Было приятно видеть ее в нормальном состоянии, и ее оскорбленные чувства не расстраивали меня, потому что могли оказаться полезными.
Она принесла кофе.
— Судя по всему, мы поменялись ролями, — сказала она. — Что случилось?
Я не ответил на ее вопрос и спросил:
— Кто-нибудь заходил к тебе или звонил после моего ухода?
— Нет, — ответила она. — Никто.
— А ты сама? Выходила из дома или звонила кому-нибудь?
— Только в галерею, чтобы сказать, что не смогу сегодня быть на работе.
Я закурил и склонился над чашкой кофе.
— Твоя голова! — воскликнула она. — Тебе нужно к врачу!
— Возможно, — сказал я. — Но не сейчас.
Она расставила большой и указательный пальцы дюйма на три.
— Вот такая рана, и, кажется, глубокая. Скорее всего, нужно наложить швы. Я не думала…
— Не обращай внимания, — сказал я, сделав глоток кофе. — На это у нас нет времени. Я в опасности. Меня только что пытались убить. Единственной причиной я считаю расспросы о Клоде. Скорее всего, тебе тоже угрожает опасность, потому что ты — мой почти единственный источник информации по этому вопросу. Понятия не имею, кто они и каким образом узнали обо мне так быстро. Я намереваюсь исчезнуть и думаю, что будет лучше, если ты уедешь со мной.
— Ничего не понимаю. — Она посмотрела на мою голову. — Но верю тебе. Ты считаешь опасность серьезной?
Я кивнул.
— Она грозит нам каждую минуту, пока мы находимся в этом доме, в этом городе. В этой стране, если на то пошло. Я прошу тебя немедленно собрать вещи в два чемодана и быть готовой уйти со мной буквально через пятнадцать минут.
— Невозможно, — сказала она, потом посмотрела мне в глаза и кивнула. — Но я согласна. — Выглядишь ты слишком подозрительно, — добавила она.
— Попытаюсь привести себя в порядок, пока ты собираешься.
— Кровь на пиджаке и рубашке. Брюки порваны и в грязи.
— Не могу вернуться в отель, чтобы переодеться. Меня могут там ждать.
— Клод оставил здесь свой серый пиджак… примерно твоего размера.
— Он предпочитал ходить в гражданской одежде?
— Когда мы были вместе.
— А больше он ничего не оставил?
— Несколько носовых платков, носки, белье для стирки. Пару туфель, которые не поместились в сумку.
— Понятно. Принеси мне пиджак и пару булавок для брюк, чтобы я привел себя в порядок.
Я выпрямился. Отхлебнул еще кофе, сделал пару глубоких затяжек и попытался претворить действие этих тонизирующих средств в какие-то разумные мысли.
В карманах у меня было полно дорожных чеков, а также небольшая сумма в итальянской валюте, несколько кредитных карточек разных банков и тысяча долларов США в поясе для хранения денег, который я всегда надевал, отправляясь в поездку. Таким образом, какое-то время нужды в деньгах я испытывать не буду. Паспорт, к счастью, лежал в кармане. И в этом смысле никаких проблем. Я был готов быстро покинуть эту страну.
Мария, порывшись в шкафу, наконец принесла темный ворсистый пиджак. Я примерил его, а она спросила:
— Куда мы поедем?