Поль и Виргиния. Индийская хижина - страница 36

При этом ужасном зрелище матрос один бросился в море, а Виргиния, видя неминуемую смерть, одной рукой придержала платье, другую прижала к сердцу и, подняв вверх ясные глаза, казалась ангелом, направляющим свой полет к небу.

О, ужасный день! Увы! Все было поглощено. Водяной вал отбросил далеко на землю часть зрителей, которых порыв человеколюбия заставил направиться к Виргинии, так же как матроса, намеревавшегося спасти ее вплавь. Этот человек, избегнув почти верной смерти, встал на колени, говоря: «Господь мой! Ты спас мне жизнь, но я охотно отдал бы ее за ту достойную барышню, которая не захотела снять одежды, как то сделал я».

Мы с Домингом вытащили из волн несчастного Поля; он был без сознания, кровь лилась у него изо рта и из ушей. Губернатор передал его докторам, а мы вдоль берега, по нашей стороне, искали — не принесло ли море тело Виргинии. Но ветер внезапно повернул, как это бывает при ураганах, и мы с горестью думали, что не сможем отдать этой злосчастной девушке даже последнего долга.

Мы удалились от этого места, подавленные горем и пораженные все одной утратой, хотя кораблекрушение погубило немало людей. Большинство усомнилось даже в существовании провидения, ибо бывают столь ужасные и столь малозаслуженные несчастья, которые колеблют веру даже мудрого.

Между тем Поля, который начал приходить в чувство, поместили в соседнем доме на время, пока его можно будет перенести в его жилище. Что до меня, то я вместе с Домингом пошел назад, дабы подготовить мать Виргинии и ее подругу к несчастному событию. Когда мы были у входа в долину реки Латаний, негр сказал нам, что море выбросило много обломков корабля на берег противоположной бухты. Мы спустились туда, и первое, что я увидел на берегу, было тело Виргинии. Она была наполовину закрыта песком, в той же позе, в какой мы видели ее погибающей. Черты ее лица не изменились. Ее глаза были закрыты, но ясность все еще была на челе; лишь бледные фиалки смерти смешались на щеках ее с розами стыдливости. Одна рука касалась одежды, а другая, которую она прижала к сердцу, была крепко стиснута и окоченела. Я с трудом высвободил из нее маленькую коробку. Но каково же было мое удивление, когда я увидел, что это был образок Поля, который она обещала ему хранить до тех пор, пока будет жива! При виде этого последнего доказательства постоянства и любви несчастной девушки я горько заплакал. А Доминг колотил себя в грудь и оглашал воздух горестными криками. Мы отнесли тело Виргинии в рыбачью хижину, где поручили его охране бедных малабарских женщин, которые позаботились омыть его.

Пока они исполняли эту печальную, обязанность, мы поднялись к жилищу. Мы застали там госпожу де-ла-Тур и Маргариту за молитвой в ожидании известий о корабле. Как только госпожа де-ла-Тур увидела меня, она закричала: «Где моя дочь, дорогая моя дочь, дитя мое?» Не сомневаясь более в несчастии при виде моих слез и молчания, она внезапно была охвачена удушьем и болезненной тоской; у нее вырвались лишь вздохи и рыдания. А Маргарита воскликнула: «Где мой сын? Я не вижу сына!» — и лишилась чувств. Мы поспешили к ней, и, приведя ее в чувство, я уверил ее, что Поль жив и губернатор позаботился о нем.

Едва она опомнилась, как занялась своей подругой, которая впадала время от времени в продолжительный обморок. Госпожа де-ла-Тур провела всю ночь в этих жестоких страданиях, и по длительности их я заключил, что никакое горе не сравнится c горем матери. Когда к ней возвращалось сознание, она устремляла пристальный и темный взор к небу. Напрасно подруга и я сжимали ее руки в своих руках, напрасно называли самыми нежными именами: она казалась нечувствительной к этим доказательствам старой привязанности, и из ее стесненной груди вырывались лишь глухие стоны.

Как только настало утро, Поля принесли на носилках. Он пришел в чувство, но не мог выговорить ни слова. Свидание его с матерью и госпожой де-ла-Тур, которого я сперва опасался, привело к лучшим результатам, чем все мои прежние заботы. Луч утешения показался на лицах обеих несчастных матерей. Обе они сели возле него, обнимали и целовали его. И слезы их, до сих пор сдерживаемые избытком скорби, впервые полились. Вскоре Поль заплакал вместе с ними. После того как эти трое существ нашли таким образом облегчение горю, продолжительное забытье последовало за судорожным проявлением скорби и принесло им летаргическое спокойствие, похожее действительно на смерть.