Поль и Виргиния. Индийская хижина - страница 49

В то время как ученый размышлял таким образом в своих носилках, налетел один из тех ураганов, которых в Индий называют тифонами. Ветер дул с моря и, подымая воды Ганга, превращал их в пену, разбивая об островки его устья. Он подымал с берегов столбы песку и с лесов — тучи листьев и, смешав их, нес вдоль реки и селений, подымая высоко на воздух. Иногда он врывался в бамбуковую аллею, и, хотя этот индусский тростник достигает такой же вышины, как самые большие деревья, он качал тростник, как степную траву. Сквозь столбы пыли и листьев можно было видеть весь длинный ряд тростников в волнении, причем одна часть гнулась вправо и влево до самой земли, а другая со стоном подымалась. Слуги ученого, боясь быть раздавленными или же затопленными водами Ганга, уже вышедшего из берегов, взяли путь через поля, направляясь наугад к соседним возвышенностям.

Между тем наступила ночь. Они шли в течение трех часов в полной темноте, не зная, куда идут; вдруг молния, рассекая тучи и озаряя весь горизонт, осветила далеко направо Джагернаутскую пагоду, острова Ганга, волнующееся море и совсем близко перед ними маленькую долину и лесок меж двумя холмиками. Они побежали, дабы укрыться там. Уже раздавались мрачные раскаты грома, когда они прибыли ко входу в долину. Она была окаймлена скалами и полна старых деревьев сказочной величины. Хотя буря гнула их вершины с ужасным воем, однако их чудовищные стволы были неподвижны, как скалы вокруг. Эта часть девственного леса казалась мирным приютом. Однако проникнуть туда было трудно. Индийский тростник, колыхавшийся у опушки, покрывал подножия этих деревьев, а лианы, перебрасывавшиеся от ствола к стволу, со всех сторон образовывали ограду, в которой хоть и виднелось несколько углублений из зелени, но без входа. Однако телохранители проложили туда дорогу вместе с носилками. Они считали себя уже в безопасности, когда дождь, который лил как из ведра, образовал вокруг них тысячи потоков. В этом затруднительном положении они увидели сквозь деревья, в самом узком месте долины, свет и хижину. Факельщик побежал к ней, чтобы зажечь факел, но вскоре возвратился, еле переводя дыхание и крича: «Не приближайтесь: здесь — парий!» Тотчас же вся свита в испуге закричала: «Парий! Парий!» Ученый, полагая, что это какое-нибудь дикое животное, схватился за пистолет. «Что такое парий?» — спросил он у факельщика. «Это, — ответил тот, — человек вне веры и закона». — «Это, — прибавил начальник телохранителей, — индус, принадлежащий к такой презренной касте, что разрешается убить его, если он только коснется тебя. Если мы войдем к нему, нам нельзя будет в течение девяти лун войти ни в одну пагоду и нам нужно будет для очищения девять раз искупаться в Ганге и столько же раз быть омытым браминами с ног до головы коровьей мочой». Все индусы закричали: «Мы не войдем к парию!» — «Как узнали вы, — сказал ученый факельщику, — что ваш соотечественник парий, то есть вне веры и закона?» — «Когда я открыл его хижину, — ответил факельщик, — я увидел, что он с собакой лежал на той же самой цыновке, что и его жена, и подал ей пить из коровьего рога». Все люди свиты ученого повторили: «Мы не войдем к парию!» — «Оставайтесь здесь, если хотите, — сказал им англичанин, — а для меня все касты Индии безразличны, когда дело идет о том, чтобы найти убежище от дождя».

С этими словами он вышел из носилок и, взяв подмышку книгу вопросов и дорожный мешок, а в руки — пистолет и трубку, один направился к двери хижины. Едва он постучался, как человек с кротким лицом открыл ему дверь и тотчас же отступил от него, говоря: «Сударь, я лишь бедный парий, который недостоин принять вас. Но если вам угодно найти у меня убежище, вы окажете мне большую честь». — «Брат мой, — ответил англичанин, — я охотно воспользуюсь вашим гостеприимством».

Между тем парий вышел с факелом в руках, со связкой сухих дров за спиною и с корзинкой, полной кокосов и бананов, подмышкой. Он подошел к свите ученого и сказал: «Так как вы не хотите оказать мне честь войти ко мне, то вот фрукты с нетронутой скорлупой, так что вы можете есть не осквернившись, и вот огонь, который высушит вас и оградит вас от тигров. Да хранит вас бог!» Он тотчас же вошел в хижину и сказал ученому: «Сударь, повторяю: я лишь бедный парий. Но так как по вашей белой коже и одежде я вижу, что вы — не индус, то я надеюсь, что вы не будете питать отвращения к пище, которую предложит вам ваш бедный слуга». Тотчас же он положил на пол, на цыновку, манги, иньями, жареные бананы, пататы, испеченные в золе, и доставил горшок риса с сахаром и кокосовым молоком. Затем он снова сел на цыновку подле своей жены и ребенка, спавшего около нее в колыбели.