Полет кроншнепов - страница 26

— Ничего подобного.

Бык несколько раз приближался к корове, вздрагивая всей своей огромной массой. Но корова только строптиво передергивалась, делала несколько шагов вперед, и бык, подчиняясь этому движению, вынужденно ковылял следом или же останавливался, тяжело дыша и выпуская из ноздрей облачка пара.

— Да держи ты ее лучше, балбес.

— Я и держу, только не хочет она, это тебе любой скажет, кто хоть мало-мальски разбирается в таких делах.

— Ничего, захочет. А ты, дубина, делай, что говорят: еще раз, вперед, тварь ты этакая, не собираюсь я ждать еще четыре недели и выслушивать по ночам твой рев, когда всем положено спать.

Так они топчутся на одном месте, двое животных, двое людей. И вновь корова шарахается в сторону, и эхо с лугов откликается на ее безысходно-тоскливый рев. Однако мужикам до этого и дела нет, они привязывают корову к забору и даже спутывают ей задние ноги. Быка подводят в последний раз, и окрестность содрогается от отчаянного, истошного мычания. Я поспешил своей дорогой, не оглядываясь, и, хотя мне было известно, что у людей все происходит так же, я не мог себе представить, что когда-нибудь буду участвовать в подобном, это казалось мне невероятным. Еще хуже было, когда я видел лошадей, которые, размахивая хвостами, как одержимые носились по выгону, лягали друг друга, вставали на дыбы, и, слава богу, не человек — потому что опасно было находиться рядом, — а слепой, дикий инстинкт продолжения рода гнал их друг к другу. Позднее, когда я размышлял о любви, она виделась моему воображению как нечто настолько огромное, что даже потрясшие меня когда-то действия животных, вызвавшие чувство неприязни и омерзения, растворялись в ее величии. Наверное, такое было возможно, если проявить нежность и предупредительность. Однако фильмы, которые я увидел позднее, заставили меня думать иначе. Нет, все это не имело ничего общего с нежеланием, как у животных. Вместо этого меня ошеломила грубая копотливая возня, тисканье, слюнявые смачные поцелуи, проворные, умелые руки, скользящие по голому телу, и это только еще больше усилило мое отвращение. Я решил поделиться с Якобом. Тот назвал меня дураком. Конечно, он был прав, но переделать себя я был не в состоянии. Я решительно отвергал все, что считал гнусным и низким, не достойным моего представления о возвышенной любви, трогательно-волнующей, нежной, нерешительной. Мне повезло, на счастье, увидеть ее иной.

Я причалил возле нашего дома. Этот миг неизменно оказывался самым тяжелым, потому что, как ни странно, во мне постоянно вспыхивал огонек ожидания: лишь только лодка коснется берега, мама, завидев меня, откроет дверь, как было когда-то, хотя и не часто. И я снова и снова переживаю горькое разочарование оттого, что она не вышла на порог. Не выйдет больше никогда. В конверте, ради которого почтальон вынужден был сделать крюк в два километра, оказалось приглашение: «По случаю 50-летия школы настоящим приглашаем Вас принять участие в вечере встречи выпускников и учащихся школы, который состоится 3 октября. Начало в 2 часа». Шариковой ручкой была накарябана приписка: «Из-за ошибки по вине нашего адресного компьютера высылаем приглашение с опозданием. Мы все же надеемся, что в ближайшую субботу Вы сможете прийти».

Листок, который я держал в здоровой руке, дрожал. Вечер встречи! И приглашение пришло лишь сегодня. Это же суббота, за два дня до отъезда в Берн. Откуда такое совпадение? Почему именно сейчас? Неужели мне суждено еще раз увидеть ее, прежде чем истекут отпущенные мне четырнадцать дней? Да, но у нее двое малышей. Как же она оставит их? Что бы там ни было, я пойду. Я совершу ошибку, если не воспользуюсь этой счастливой возможностью встретиться с ней, как бы ни малы были мои шансы, или пусть только увидеть ее издалека. О боже, если бы она смогла прийти, если бы ей только удалось прийти!

Мы идем через луг — мама впереди, я за ней. Дорожка выложена грубо обтесанными каменными плитками грязновато-белого цвета. Местами дорожку пересекает канава, тогда мы шагаем по двум доскам, положенным рядом. Иногда на этих мостиках с одной стороны даже бывают перильца. Дорожку то там, то здесь перегораживает сетка из колючей проволоки — так отмечают перегоны дренажной протоки; кое-где вместо сетки — просмоленная дощатая загородь с калиткой, подвешенной под углом, и, когда мы проходим, створки захлопываются сами. Весь луг залит щедрым солнцем, и мне кажется, что уже лето. Вдоль воды растет норичник, кое-где уже виднеются первые одуванчики. Куда бы я ни посмотрел, повсюду снуют или перепархивают с места на место чибисы. Высоко над нами с громким резким криком проносятся болотные кулики, порой они опускаются совсем низко. Когда мы проходим мимо коров, животные долго смотрят на нас, иногда делают шаг-другой в нашу сторону, покачивают головами и провожают нас удивленным взглядом, как будто увидели людей впервые.