Полёт на Сатурн - страница 19

С болезней разговор сам собой перешёл на покойников, и выяснилось, что их все боятся, даже Танька рыжая.

— У нас дом двухквартирный, — рассказывала она полушёпотом, вытаращив глаза. — Когда соседка умерла, они у нас брали столик то ли под иконы, то ли под гроб. А после похорон вернули. И мама его обратно в зал поставила. Так я после этого боялась в зал заходить. Как увижу этот стол, на котором бабка лежала…

В тот мёртвый час я узнала о покойниках много нового и полезного. Например, если покойник снится — то это к дождю (зимой — к снегу). А если наяву стучит ночью в окна — надо прочитать «Богородицу» и перекреститься. «Богородицу» никто не знал, и Танька третья полезла в свой блокнот за молитвами, которые ей бабушка написала и велела выучить. Но в Танькином блокноте мы нашли слова песни «Бумажный солдат», и до «Богородицы» так и не дошло.

— Ты почему молчала, что у тебя слова есть? — взъелась на неё Танька рыжая.

Все вытащили карандаши и старательно списали текст себе, а после этого было уже не до покойников. Мы начали петь:

— Но он игрушкой детской был,

Ведь был солдат бумажный!

С того дня жизнь в лагере подпортилась. Речку запретили, День Открытых Дверей отменили, а на следующую ночь мне приснился покойник, барабанящий в окна, и в полдень пошёл дождь. Я даже выспорила у Машки барбариску. Ха, ещё бы! Небо с утра было ясное, а Машка не знала, что я умею предсказывать погоду по покойникам.

Нам ежедневно выдавали витаминки. Болящие постепенно начали возвращаться в палаты. Методом дедукции я вычислила, что во время танцев Марья разозлилась не из-за драки, а из-за гриппа, который тогда уже вовсю гулял по лагерю. Неизвестно, откуда посреди смены взялась инфекция. Любой начальник лагеря был бы в бешенстве, Марья ещё ничего держалась.

А ещё я выяснила, что Эрка сохнет по Игорю — она ему записочки писала. Сама бы я на такое никогда не решилась — записочки пацану подбрасывать. А вдруг кто увидит и растрезвонит? Тем более Игорю. Додумалась, кому писать.

*

До конца смены оставалась неделя. Родителей к нам не пускали, и я чистила зубы пальцем. Во второе воскресенье танцев не было из-за дождя. Почему дождь опять пошёл — ума не приложу. Никаких покойников мне накануне не снилось.

Эпидемия сошла на нет, снова разрешили купаться и гоняли всех на дежурство по кухне. Я научилась чистить картошку. Скажете, эка невидаль в моём-то возрасте? Вы не знаете мою бабушку! Она не подпускает к плите не то что меня, а даже мою маму. Всё делает сама и за всех всё решает, и попробуй только ей поперёк что-нибудь скажи — сразу будет скандал.

Как-то раз вечером я увидела, что Игорь и Эрка прогуливаются мимо нашего барака, то есть корпуса. Ну и что. Увидела и увидела. Прогуливаются и прогуливаются. Как будто мне есть до них дело.

Был конкурс на лучшую стенгазету, победил третий отряд.

В столовой один раз был кисель. Белый.

Мы играли в «Зарницу», но мне не понравилось. Года три назад было бы да, а сейчас изображать разведчиков уже скучно.

В один из дождливых дней нас согнали в актовый зал смотреть подаренный колхозом телевизор, чтобы он не простаивал без дела. Показывали передачу про советские достижения. Как и в школе, столовка в лагере волшебным образом меняла название в зависимости от того, что в ней делали: если ели, то она оставалась столовкой, а если устраивали мероприятие — превращалась в актовый зал.

В той же столовке, когда она была актовым залом, наш отряд разучил и поставил сценку по рассказу Драгунского. Мне было стыдно. Я бы лучше Офелию сыграла, но вожатые настояли на детском рассказе.

Мы с Колькой ещё раз удирали на речку. Поплавали немножко, а потом он мне сказал негромко и исподлобья:

— Ты это, определяйся, со мной ты или с Ванькой.

— Я сама по себе, понял? И Ваньку мне не сватай, пожалуйста, — ответила я и гордо удалилась в кусты переодеваться. Нашёл к кому ревновать — к Ваньке. Фи.

То, что сообщил мне Игорь в автобусе, до сих пор не шло у меня из головы, но в лагере время было настолько забито, что поспрашивать у других ребят я не успела. А к самому Игорю подойти почему-то стеснялась.