Полгода из жизни капитана Карсавина - страница 11

Однако костер горел. Анна тянулась на его трепетный свет и, когда, едва ли не на ощупь, приземлилась рядом с ним, увидела, что ее кто-то встречает. Это был механик самолета Костя Дронов.

К концу октября немцы захватили Мариуполь, Таганрог, продвинулись до Новочеркасска. На стационарных аэродромах, в бывших аэропортах, пестревших наивными осоавиахимовскими лозунгами «Дальше всех, быстрее всех…», царила неразбериха. Взлетали, садились — кто как хотел, по стоянкам бродили «безлошадные» пилоты, и однажды у Анны чуть было не увели ее самолет.

— Костя, представляешь, — рассказывала она потом механику Дронову, — только это я доставила донесение в штаб фронта, собралась домой и уже иду по самолетной стоянке, вдруг вижу: кто-то суетится у моего «утенка». Я — бегом туда. Вскочила на крыло, а в кабине здоровенный мужик сидит и мотор запускает. Ну тут я дала ему прикурить! «Вылезай, леший, из моего самолета!» — кричу, кулаками стучу ему в грудь и, видно, здорово напугала. Выскочил он из кабины, руками отмахивается: «Что ты, что ты?..» И пошел по стоянке бог весть куда — большой такой пилот, грузный. Что-то так жалко мне стало его…

Но самолеты связи эскадрильи майора Булкина, отступая вместе с наземными войсками, чаще-то всего пристраивались где-нибудь на опушке леса, возле села какого-либо. В декабре сорок первого на Южном фронте наступило затишье, и штаб фронта расположился в городке Каменск, что на Северском Донце, а его эскадрилья связи — на хуторе Филиппенко. Сюда впервые за эти долгие и трудные месяцы войны Анне Егоровой пришло письмо от матери. Из него она узнала, что немцы их деревню не заняли, но от Кувшиновского-то района стояли очень уж близко. С гордостью Степанида Васильевна сообщала о том, что совсем рядом с их деревней был штаб Конева и что в ее доме квартировали самые главные комиссары этого генерала.

«Согрею самовар, — подробно писала Степанида, — заварю из разных трав чаю, они сахарку раздобудут, и вот все вместе пьем этот чай, а они мне и рассказывают о всяких новостях на разных фронтах. Я-то все о тебе расспрашивала, показывала им твое письмо с полевой почты. А они мне: «Жива ваша дочь, Степанида Васильевна, жива. На том участке фронта, где она сейчас, затишье». Может быть, они мне и неправду говорили, но уж очень убедительно и вежливо так…»

Еще одно письмо Анна получила от своей подруги Сонечки Киени. Она перечисляла имена парней и девчат с Метростроя — кто и где воюет, чем отличился в боях. Восторженно писала о проходчике тринадцатой шахты Николае Феноменове: «Ты помнишь?.. Ну того, который на метростроевском вечере в Колонном зале Дома Союзов покорил всех акробатическим этюдом? Его тогда вызывали на бис раз пять. Да помнишь ты его наверняка! Он еще ездил с нами на парашютные прыжки…»

Как было не помнить Колю Феноменова — не случайно же в него все девчонки-метростроевки были влюблены. А она даже уговаривала Николая поступить в аэроклуб, обещала сама искусству полета обучить. Боже, как это все было давно!.. Кажется, целая вечность минула…

Последний выпуск курсантов перед самой войной пришлось готовить особенно спешно. Парни из так называемого спецнабора были полностью освобождены от работы на предприятиях, и всех предстояло выпустить в срочном порядке к весне. По семь-восемь полетов на пилотаж с курсантами выполняла за одну смену инструктор Егорова, кажется забыв об отдыхе, выходных днях. Всех обучила, всех рекомендовала в военную школу пилотов.

Наконец выпуск. Запомнился прощальный, как полагается, чуточку грустный вечер. Аннушка пришла тогда в ярком батистовом платье. Ребятам непривычно было видеть своего инструктора без летного шлема в таком красивом воздушном наряде. Когда заиграл духовой оркестр, они наперебой принялись приглашать ее на танец, а потом она вручила каждому только что выпущенную государственным издательством очередную книжку Николая Шпанова «Первый удар».

— «Повесть о будущей войне», — значительно, наигранно строго прочитала инструктор Егорова подзаголовок книги и, вздохнув, добавила: — Чтоб не забывали меня, и вообще…