Полигон - страница 9
Приподнялся, ощупал койку товарища: пустая! «Сразу после ужина исчез, да так ловко, что я и не заметил, — размышлял Евгений. — Куда он мог ускользнуть? На него это не похоже: был примерным домоседом…»
На ужин собрались поздно. Анатолий все оттягивал, дескать, нечего спешить. А когда вошли в обеденную палатку, там было почти пусто. Заведующая, Любовь Гавриловна, статная и пышнотелая молодица с зеленоватыми, как у русалки, глазами подводила итог дня в окружении официанток. Она сама привечала Русинова и Дремина, словно те пришли в гости к ней.
«Неужели Толька завел шуры-муры с заведующей? — недоумевал Евгений. — Второй вечер куда-то исчезает незаметно. Если так, то он проходимец, каких поискать. Но вот вернется, прижму его к стенке».
Послышался сдержанный говор. Комбат Загоров, его заместитель по политчасти майор Чугуев и начальник штаба майор Корольков прошли в комнату для старших офицеров. Дверь почему-то осталась неприкрытой, и отчетливо слышны были голоса.
— Надоело возиться с этим нытиком! Не сдал тогда на классность, жаловаться начал, — ворчал комбат.
Евгений насторожился: речь шла о механике его взвода рядовом Виноходове. Оказывается, Микульский не просто доложил о задержке на болоте, но и сообщил, чем она вызвана. Приглашенный к майору Чугуеву на беседу, механик признался, что забыл законтрить муфту после регулировочных работ.
«А я так и не поговорил с ним после учений! — запоздало досадовал взводный. — Чего это прапорщик начал подкапываться? Вечно что-то выискивает… Ну погоди, Сарафим-Херувим, я тебя так отделаю при всех, что не захочешь больше соваться, куда не просят…»
Майор Чугуев уверял, что Виноходов впервые допустил такой промах и можно ограничиться выговором.
— Нет, Василий Нилович, тут вы в корне неправы, — возразил Загоров. — Что значит — впервые? В бою он подставил бы под удар своих товарищей, и для них это плохо бы кончилось. Для всех!.. Не говорят же, что сдался врагу или предал впервые.
Снова послышался сдержанно-возражающий голос Чугуева:
— Алексей Петрович, но нельзя же каждый такой случай возводить в трибунальную степень. В мирных условиях солдат учится всему: и умению воевать, и чувству высокой ответственности.
— Во-во-во! Чувству ответственности… А чтобы оно становилось нормой поведения, не следует ограничиваться душеспасительными беседами, как это делаете вы. Нужно наказывать — и пожестче. Только тогда будет толк. В каждом проступке, кроме факта нарушения дисциплины, надо видеть еще и тенденцию. Есть незначительные, на первый взгляд, грешки, но имеющие опасную направленность. Сегодня по вине механика засел на заболоченном участке танк. Завтра случится еще что-нибудь. А послезавтра какой-нибудь разиня-наводчик, запутавшись и потеряв ориентировку, расстреляет полигонную вышку, где будут люди.
— Не надо, Алексей Петрович. Нуль в квадрат не возводится. — Замполит любил оперировать математическими терминами. Евгений слышал, будто Загоров и Чугуев не ладят между собой. Теперь вот явственно почувствовал и усмотрел в этом угрозу для себя: спор-то зашел из-за солдата его взвода. Завтра наверняка вызовут и его, лейтенанта Дремина…
Разговор возобновился и после нескольких реплик приобрел неожиданное направление.
— Да-а, наше русское благодушие не истребила даже Великая Отечественная, — с горечью молвил комбат. — А ведь сколько прекрасных людей погубило оно! Во время войны я был пятилетним несмышленышем и то запомнил один случай. Не могу сказать, где это было, — под Гомелем или под Брянском. Мы оказались на территории, занятой фашистами. Меня то вел за руку, то нес на закорках сержант, человек сильный и добрый. Под вечер мы, очень голодные, осторожно вошли в небольшой хутор. И тут увидели такую картину: какой-то подлец ездит на подводе по дворам и требует, чтобы крестьяне сдавали продукты для вражеской армии. Сержант ловко обезоружил предателя и так его пугнул, что тот без оглядки бежал с хутора. Как вы думаете, верно ли он поступил?
— Пожалуй, верно…
— А вот и нет! Не успели мы поесть у одной старушки, как хутор оцепили немцы. Сержанта схватили и тут же убили. Вывод элементарный: встретил подлеца — не надо красивых и гуманных жестов. Пришиби на месте! Сделал бы это сержант и остался бы жив.