Полис, логос, космос: мир глазами эллина. Категории древнегреческой культуры - страница 6

Впрочем, Э. Д. Фролов всегда стремился и стремится максимально взвешенно подходить к оценке прошлого. Он подчеркивает еще и другое: «решающую, на наш взгляд, особенность цивилизации древних греков и римлян – ее сугубый рационализм, повышенную роль сознательного творческого начала»[7].

А третий из только что упомянутых крупнейших санкт-петербургских антиковедов этого поколения, Александр Иосифович Зайцев, написал специальную книгу «Культурный переворот в Древней Греции VIII–V вв. до н. э.», в которой как раз и попытался раскрыть предпосылки «греческого чуда». Он сделал упор на два основных момента. Во-первых, на быстро шедший в Элладе интересующей нас эпохи «процесс разрушения традиционных норм жизни»[8]. В результате греки жили в обстановке очень большой мобильности, как чисто географической (в том смысле, что многие из них, особенно деятели культуры, отправлялись в долгие и далекие путешествия, постоянно переезжали из города в город и тем самым расширяли свой кругозор), так и социальной. Последнее означает, что мыслящему, одаренному, инициативному человеку, даже если он происходил из низких слоев общества (речь, конечно, не идет о слое самом низком, о рабах), в подобной системе было возможно добиться успеха, существенно повысить свой престиж, улучшить материальное и общественное положение. Жизнь каждого была, если можно выразиться, не «запрограммирована», человек становился сам «кузнецом своего счастья», пользуясь невиданной до того в мире свободой.

Второй момент, на котором подробно останавливается А. И. Зайцев – это присущий античным грекам дух состязательности – «агональный дух», как его принято называть ныне в науке. Эта особенность эллинского характера, действительно, прямо-таки бросается в глаза и была поэтому тоже замечена уже довольно давно (первым ее подчеркнул в XIX веке крупный швейцарский ученый Якоб Буркхардт, друг Ницше и автор фундаментального труда «История греческой культуры»). Что бы греки ни делали – они соревновались друг с другом. Причем очень часто – совершенно бескорыстно, просто ради горделивого ощущения победы. Об «агональном духе» еще неоднократно будет говориться далее на страницах нашей книги.

А. И. Зайцев отмечает также значение распространение железа и техники его обработки как одного из факторов «греческого чуда»[9]. Это, однако, вызывает серьезные вопросы. «Железный век» в значительной части Европы и Азии наступил примерно одновременно – в начале I тысячелетия до н. э., но такого же духовного эффекта, как в Греции, он почему-то больше нигде не вызвал. Не лишено поэтому оснований ироническое возражение историка античной философии Феохария Харлампиевича Кессиди (который, кстати, сам из российских этнических греков): «Бесспорно, выплавка железа и выращивание картофеля играли и играют большую роль в экономической жизни народов мира, тем не менее “взрыв интеллектуальной энергии” в Греции VI–V вв. до н. э. невозможно объяснить “диффузией железа”, как и возникновение, например, марксизма потреблением картофеля»[10].

Однако что же предлагает взамен сам Ф. Х. Кессиди? Он… апеллирует к греческому «национальному характеру»[11]. И в этом его концепция близка к уже знакомым нам взглядам Ю. В. Андреева: мы опять пошли по кругу. Да и что же такое – этот самый «национальный характер»? Это некая константа, постоянная и неизменная величина, общая для всех представителей этноса? Но такого не бывает. И потом, если греки – обладатели такого замечательного, уникального характера, почему же он проявился «во всей своей красе» лишь на какие-нибудь несколько веков? Ведь греки – народ, известный из источников на протяжении, как минимум, четырех тысячелетий, существуют они и по сей день. Почему среди них не появляется новых Сократов, Фидиев, Демосфенов?

Итак, перед нами прошла череда «объяснений» греческого чуда. Большинство их не столько противоречат друг другу, сколько друг друга дополняют. Почти в каждой из перечисленных точек зрения есть доля истины, но именно только доля. Действительно, всё это было: и высокая мобильность, и рационализм, и дух состязательности. Но чем всё это обусловливалось