Политическая экономия рантье - страница 46

; во-2-х, оценку денег в зависимости от «специальных нужд», т. е. рыночной конъюнктуры, которая опять-таки есть не что иное, как известное состояние рыночных цен. Таким образом, специфическая природа денег, как меновой ценности, не позволяет объяснить явления денег с точки зрения полезности, и теория Бёма должна неминуемо вертеться в ложном кругу.

«В продолжение всего процесса образования цены — пишет Бём-Баверк — …нет ни одной фазы, нет ни одной черты, которая не сводилась бы, как к своей причине, к размерам субъективных оценок вещи участниками обмена, и потому мы с полным правом можем назвать рыночную цену равнодействующею сталкивающихся на рынке субъективных оценок товара и той вещи, в которой выражается его цена»[236]. Однако, как мы видели в первой главе, такая точка зрения принципиально недопустима: она игнорирует основной факт общественной связи между индивидуумами, связи, которая дана заранее и которая формирует индивидуальную психику, заполняя её общественным содержанием. Поэтому всякий раз, как теория Бёма берёт индивидуальные мотивы, чтобы из них вывести социальное явление, этот социальный элемент, в более или менее скрытом виде, вводится уже заранее, и все построение становится ложным кругом, сплошной логической ошибкой, которая только по видимости может служить объяснением, в действительности же демонстрирует лишь полную бесплодность новейшей буржуазной теории. В самом деле, при разборе теории цены выяснилось, что из шести «факторов» образования её ни один не получил у Бём-Баверка удовлетворительного объяснения. Теория ценности Бём-Баверка оказалась бессильной объяснить явление цены. Своеобразный фетишизм австрийской школы, который привязывает её сторонникам индивидуалистические шоры и делает невидимыми для них диалектическую связь явлений, те общественные нити, которые тянутся от одного индивидуума к другому и только одни делают из человека «общественное животное», — этот фетишизм убивает в корне всякую возможность познать «структуру современного общества». Разработка этой проблемы по-прежнему остаётся за школой Маркса.

Если вообще всякому отделу политической экономии суждено развиваться в различных направлениях в зависимости от того, кто разрабатывает данный отдел, то это положение особенно ярко и непосредственно видно на учении о распределении, в частности на теории прибыли. Вопрос этот почти непосредственно соприкасается с «практикой» борющихся классов, он наиболее сильно затрагивает их интересы, и неудивительно, что как раз здесь свила себе прочное гнездо то весьма грубая, то, наоборот, удивительно утончённая, но всё же легко открываемая, апология современного общественного строя. С логической стороны, вопрос о распределении, который ещё Рикардо считал за самый важный вопрос политической экономии[237], имеет, несомненно, первостепенное значение. Невозможно понять законы общественного развития, не анализируя — если брать современное общество — процесса воспроизводства общественного капитала, простого и расширенного. Одна из первых попыток понять движение капитала — мы разумеем знаменитую «Экономическую таблицу» Кенэ — должна была поэтому отвести весьма значительное место проблеме распределения. Но даже если и не задаваться такими задачами, как познание механизма всего капиталистического производства в его целом и в его «полном общественном масштабе», всё же вопрос о распределении, взятый даже an und für sich, представляет громадный теоретический интерес. Каким законам подчиняется процесс распределения ценностей между различными общественными классами; каковы законы прибыли, ренты, заработной платы; каково соотношение между этими категориями; отчего зависит в каждый момент их величина и каковы тенденции общественного развития, определяющие эту величину, — вот основные вопросы, которые ставит себе теория распределения. Если теория