Политическая и военная жизнь Наполеона - страница 13

«Солдаты! За две недели вы одержали шесть побед, взяли двадцать одно знамя, пятьдесят орудий, несколько укрепленных мест, покорили богатейшую часть Пьемонта, захватили в плен 15 тысяч, до 10 тысяч положили раненых и убитых. Лишенные всего, вы ни в чем не нуждались; без орудий, сражались вы и выигрывали битвы, без мостов переправлялись через реки, без обуви пришли сюда усиленными переходами, без хлеба стояли на биваках: благодарю вас, солдаты! Две армии, атаковавшие вас некогда с такою дерзостью, бегут перед вами. Вы привели в трепет тех, которые всегда радовались нашим неудачам. Но я не скрою перед вами, вы еще ничего не сделали, потому что еще много предстоит совершать вам. Ни Турин, ни Милан, еще не в вашей власти. Враги ваши попирают еще прах тех, пред которыми пали Тарквинии. В начале похода вы нуждались во всем; теперь у вас нет ни в чем недостатка. Магазины, захваченные у неприятеля, изобильны. Осадная артиллерия прибыла. Отечество ожидает от вас великих подвигов; вы оправдаете его ожидания. Да! Вы горите желанием пронести далеко славу французского народа и унизить гордых властелинов, мнивших заковать вас в цепи неволи; вы хотите предписать славный мир, который бы вознаградил отечество за его великие жертвы; вы хотите, наконец, возвратясь в круг родных и друзей своих, сказать с гордостью: я из победоносной армии итальянской. Друзья, я обещаю вам все это, но вы должны мне поклясться уважать народ, который освобождаете от рабства; должны отказаться от грабежа, которому предаются злодеи, подстрекаемые нашими врагами. Без этого вы будете не избавителями, а бичом народов; тогда отечество от вас отступится; тогда погибнет все: и пролитая кровь, и победы, и ваше мужество, и ваша слава. Мне и любимым генералам вашим будет стыдно, а предводительствовать войском, которое не знает других законов, кроме права сильного. Но между вами мало людей, забывающих честь и человеколюбие, и я, облеченный властью народом, заставлю их повиноваться; я не хочу, чтобы в рядах ваших стояли разбойники, могущие запятнать ваши лавры. Народы итальянские! Французы пришли к вам свергнуть ваше иго; народ французский друг всех народов. Доверчиво встречайте знамена республиканцев. Ваша вера, имущество и обычаи останутся для нас святынею неприкосновенною. Мы ведем войну великодушно; враги наши только те, под властью которых вы находитесь».

Чтобы придать более весу этим прокламациям, пьемонтские демократы составили в Альбе комитет, который также делал воззвания пьемонтцам и ломбардцам, угрожая одним, ободряя других.

Успех превзошел мои ожидания. Столица пришла в трепет и беспорядок. Двор, сожалея, что не воспользовался прежде удобным случаем отстать от коалиции, почувствовал теперь, какой опасности подвергает его наше быстрое приближение, могущее возбудить приверженцев демократии, которых было так много и в Турине, и в других городах Пьемонта. Страх увеличивал пред ним опасность его положения. Хотя Больё шел из Акви в Ниццу на соединение с Колли, но двор, вероятно не знал этого и, думая, что он лишен уже всякой помощи, решился отдаться на произвол наш. Ко мне прислан был адъютант от имени короля просить мира. Это меня обрадовало. Я знал, что еще в конце минувшего года туринский двор хотел было вступить в союз с нами, увлекаемый посредничеством Испании. Тот же вопрос, повторенный при приближении войск моих, встретил сильное сопротивление со стороны маркиза Альбарея и министерства; но кардинал Коста, apxиепископ туринский, увлек большинство мнений, и склонил короля к миру. Слова архиепископа произвели то, чего не могли произвести ни политические, ни военные доводы маркиза Сильвы.

Поспешность Туринского двора не только льстила моему самолюбию и надеждам, но еще вывела меня из больших затруднений. Успехи наши были блистательны; но грабеж, нераздельный с недостатком в продовольствии, дурно расположил к нам поселян пьемонтских, и ослабил дисциплину в моей армии. Если бы король, притянув с Альпов часть войска принца Кариньяно, держался в Турине, как Виктор Амэдей в 1706-м году, и если бы австрийцы, подкрепленные гарнизонами, остававшимися в Ломбардии, поддержали его, я мог бы быть отброшен к морю и приведен в отчаянное положение. Полагая даже, что я удержался бы в Пьемонте, остановленный крепостями, каковы Турин и Александрия, и лишенный средств осаждать их, я не мог бы сделать шагу далее; а между тем, подкрепления с Рейна, усилив армию неприятельскую до ста тысяч человек, заставили бы меня очистить Италию. Быстрота моего вторжения и прокламации, приводившие в трепет моих неприятелей, спасли меня.