Политика - страница 3

Непохожий на себя, Моше ударил Нану. Ударил изо всей силы. Нана издала непонятный звук.

Затем Моше приготовился к действию. Стоя на коленях, он вставил два пальца в ее влагалище, а большим пальцем проник в анус. Обычно пальцы так сгибают, чтобы взять шар для боулинга. Потом он смазал свой член и, пригнув его вниз правой рукой, попытался вставить туда, где, как он полагал, находился ее анус.

Нана сказала, чтобы он остановился. Ей очень больно, сказала она.

Для Моше это был знак продолжать.

Все шиксы любят, когда их ебут настоящие еврейские парни, сказал Моше с нажимом.

Завидное упорство! Поколебавшись, Моше все же продолжал игру. Я считаю, что упорство — выдающееся качество, я серьезно. Кто-то усмехнется. Кто-то может заметить, что в сексе важно только умение — но я так не думаю. Упорство тоже достойно восхищения. Моше достоин восхищения.

Опираясь на левую руку, правой он манерно направлял головку своего члена, пальцем отыскивая вход в анус Наны и пытаясь войти. Но в этой композиции была некая загадка. Его левая рука беспомощно дрожала, ей явно не хватало сил. Все же трудно это, подумал Моше, — трахать в задницу абсолютно неподвижную девушку. Можно было сказать что-нибудь вроде: “Эй, куколка! Может приподнимешься чуть-чуть?” Но он знал, что Нана ему не поможет. Он знал, что она не поднимет свою послушную ждущую попку. Весь кайф был в том, чтобы не выдать свой кайф.

Он на секунду остановился. Нана заметила паузу. Ее лицо было прижато к постели. Чуть прищурившись, она смогла бы прочитать ярлык “Данлопилло” на матрасе, просвечивавший сквозь простыню.

В жизни бывают моменты озарения, и один из них как раз наступил.

Моше сообразил, вытянулся и цапнул с тумбочки тюбик крема — ванильное молочко для рук и тела “Рен Таитиан”. Большим и указательным пальцами открыл его и, измученный, размазал содержимое по головке члена, уздечке, стволу, по всему стоящему члену. Потом бросил тюбик на постель рядом со светлыми волосами Наны. Там он и остался валяться.

От крема член защипало и стало горячо. Он снова надавил, почувствовал непривычную теплую тесноту и остановился. Моше захлестнула волна облегчения. Он позволил себе мгновение самодовольства. А кто бы на его месте не позволил? Не будем лицемерами. Наконец-то он трахал свою девочку в задницу. Моше не двигался, но чувствовал, как его медленно затягивает все глубже и глубже.

Для Моше это было кульминацией всего вечера.

Он потянул член на себя, немного, еще немного, и тот вдруг сам по себе скользнул дальше, вниз, и выскользнул совсем. В панике от ужаса и стыда он попытался засадить его обратно, в непривычное место, но оказался во влагалище ничего не подозревающей Наны.

Не теряя оптимизма, он все же продолжил ее трахать. Он убеждал себя в том, что секс в позиции сзади почти то же самое, что анальный секс. Он выгибался. Он проникал. Он менял угол.

Но нет.

Это был совсем не анальный секс. И Моше это знал. Это была противоположность анальному сексу. Стандартное гетеросексуальное вагинальное сношение.

Он расслабился и подумал об Израиле.

Вы, должно быть, подумали, что это было худшей минутой. Нет. Стало еще хуже. Он лежал на спине Наны и думал. От раздумий у него началась легкая истерика. Да-да, Моше мог делать все, что захочет, но впал в истерику.

Должно быть, думал Моше, это самый нервирующий способ секса. Самая нервозная сцена за всю историю секса. Он представил себе другие пары, пресыщенные сексом пары всего мира. Спальни, одна за другой, в них мальчики и девочки, парами и тройками и может, кто знает, четверками, кричат в экстазе. Они скачут друг на друге, думал недвижный Моше. Они в экстазе. И он в этом уверен.

Я хочу раскрыть проблему Моше чуть шире. Это глобальная проблема. Это глобальный страх оказаться “не как все”.

В своем трактате “О любви” великий французский романист Стендаль так объясняет свою теорию о том, почему мы любим читать: “Подобно тому, как человек может получить большинство сведений о собственной физиологии только с помощью изучения сравнительной анатомии, так и тщеславие вкупе с прочими источниками обмана чувств не позволяют нам трезво судить о собственных чувствах, кроме как изучая слабости других. Если этому сочинению посчастливится стать в чем-либо полезным, так это в обучении нашего ума подобным сопоставлениям”.