Политика обмана - страница 23
«Вот очень важное свидетельство П.И. Попова в докладе «Конъюнктура народного хозяйства СССР за 1927/28 год» на коллегии ЦСУ СССР 9 ноября 1928 г.: «...о наших знаниях о невидимых запасах. Эти невидимые запасы были в прошлом году одним из аргументов для очень многих мероприятий. В 1926/27 г. мы определили запасы к концу года в 721 млн [пудов]. В 1927/28 г. мы установили запасы в 896 млн — 900 млн [пудов]. Таким образом, когда мы подошли к новому хозяйственному году мы оперировали запасами в 900 млн [пудов] и весь наш хозяйственный план строили при учете этого обстоятельства (Sic! — В.Д.). Но вот заготовки, с одной стороны, сельскохозяйственный налог, с другой стороны, поставили вопрос о проверке этих запасов и, как вам известно, 107 статья показала, что этих запасов нет. Тогда Экспертный совет приступил к переработке (хлебофуражного баланса за 1927/28 г. — В.Д.) и оказалось по его расчетам, что в прошлом году запасов было не 900 млн, а 529 млн [пудов], 896 и 529, а в этом году 561 [млн пудов]. Таким образом, наши знания весьма условны по зерновой продукции и совершенно преувеличены — на 350 млн (точнее: на 367 млн. — В.Д.) [пудов] в отношении запасов [и] не могут, конечно, способствовать правильной линии хозяйственной политики. Я повторяю и подчеркиваю, что весь расчет запасов был не верен и преувеличен. И это не значит, что я говорю об этом после того, что случилось. Я об этом говорил раньше. Я систематически с 1926 г. говорил в Экспертном совете о преувеличении валовой продукции и запасов». [308, с. 18].
«Хлебный фактор играл важнейшую роль в драматическом развертывании деревенских событий на протяжении 1927 г. Миф о хлебном изобилии, созданный посредством немыслимых в статистике преувеличений, должен был убедить правящие верхи (а тем самым и возглавляемую ими главную общественную силу — большевистскую партию) в возможности получения такого количества зерна, которое обеспечивало, наконец, решение проблемы средств для ускоренной индустриализации, для укрепления обороны...
Одновременно сталинское руководство должно было убедить партийно-государственные верхи в необходимости реализовать эти возможности и любыми средствами взять у крестьянства хлеб в объеме, достаточном для решения «очередных задач». Испытанным аргументом в пользу подобных необходимостей всегда и везде являлась внешняя опасность, особенно прямая угроза войны. В 1927 г. этот аргумент был использован сверх всякой меры, с явным перехлестом, и, конечно, для доказательства не только необходимости применения «чрезвычайных мер» при проведении хлебозаготовок, но и в гораздо большей мере необходимости сосредоточения власти в сталинских руках, уничтожения любой оппозиции». [308, с. 21].
Итак, взяв под контроль статистику, Сталин получил возможность на «научной основе» доказать, что в деревне имеются гигантские излишки, и убедить партию в возможности за их счет обеспечить средствами программу ускоренной индустриализации. Одновременно Сталин развернул кампанию о военной угрозе с Запада. Это был второй лживый тезис, который немедленно был растиражирован пропагандой. В дополнение ОГПУ немедленно сфабриковало обвинение против английских шпионов и «монархической белогвардейщины».
«Но в принятых 8 июня 1927 г. решениях был представлен весь набор мер для развертывания массовых репрессий, точнее — для введения в действие уже созданного и подготовленного к этому действию репрессивного механизма. 9 июня 1927 г. в «Правде» появляется правительственное обращение, 10 июня — сообщение коллегии ОГПУ и приговор, принятый во внесудебном порядке, о расстреле 20-ти человек из «монархической белогвардейщины», приведенный в исполнение 9 июня, то есть на второй день после ночной шифрограммы Сталина и «экстренного заседания» Политбюро. В сообщении ОГПУ был дан и поименный список расстрелянных, в котором преобладали стародворянские фамилии: П.Д. Долгоруков, Е.Н. Щегловитов, Б.А. Нарышкин, В.И. Анненков, А.А. Мещерский...
К сожалению, историки еще не изучали материалы, относящиеся к первой волне сталинских репрессий. Мы не знаем ни численности, ни состава, ни судеб пострадавших тогда людей. В докладной записке В.Р. Менжинского в Политбюро ЦК ВКП(б) о результатах июньской операции от 19 июня 1927 г. говорилось: «ОГПУ предполагает число расстрелянных ограничить сравнительно небольшой цифрой, передавая дела главных шпионских организаций в гласный суд». Гласных судов не было, но число расстрелянных явно не ограничивалось первыми двадцатью «сиятельными», как их немного позже поименует Сталин.