Полька – тройка - страница 24
– Теперь-то вымпел наш! – сказал Степка. – До чего же здорово и просто!
– Ну, не так-то просто, – заметил Сашка Губа. – Тут все дело в приводе к шнеку. Лев Григорьевич, ну-ка дай твой чертежик…
– Иди ты к черту! – вдруг ни с того ни с сего заорал Лёва. – Садитесь в машину, поехали к складу, испробуем в натуре. А ну, вертухайтесь!…
Нечего и говорить, что с этим "Левиным автоматом" мы здорово выручили наших механизаторов. И хотя они, как обещали, прицепили к тракторам вместо трех по четыре сеялки, все равно мы успевали снабжать их семенами. За руль своего "автомата" Лёва посадил белозубого Федерико – перенимай, мол, целинную смекалку, пригодится. Федерико вошел в работу весело и сноровисто; сразу было видно, что этот парень рано приучен к труду. Работал он, как танцевал, увлеченно и стремительно. Черт его знает, каким образом, но он безошибочно угадывал, в каком месте на поле кончаются семена в сеялках. Именно в этом месте он и появлялся с "Левиным автоматом". Завидев его, девчата кричали: "Федерико, помоги-ка!" – и он загружал сеялки прямо на ходу, ни минутки потерянной. Двужильный какой-то, он готов был работать круглые сутки. Но тут уж Лёва был непреклонен:
– Все-таки гость, иностранец. Надо дипломатадо.
И когда наступал вечер, Лёва, несмотря на бурные протесты Федерико, отправлял его на отдых в усадьбу вместе с "автоматом".
– Автомату тоже требуется передышка: смажь его, проверь. Чтобы утром был как стеклышко. Одним словом, профилактадо. Понимаешь?
Сам Лёва носился ка мотоцикле по загонкам с утра до утра; когда он спал, никому не известно. Впрочем, и мы не спали, разве Лёва даст вздремнуть? Едва к рулю голову приклонишь, он уже тут как тут: "А ну, рви когти!… Давай короче!… Чтобы у меня по-быстрому!…"
Светило солнце, блестели звезды, пахло весной и отработанным бензином. Может быть, пели птицы, мы их не слышали. Мы слышали рев моторов и Левину ругань. А когда, наконец, наступило первое затишье, мы услышали невероятную новость: эти "сопуны", вчерашние десятиклассники, эти зеленые молокососы! При равном количестве заданных гектаров они на четыре часа раньше нас закончили сев…
Когда им вручали вымпел, в клубе набилось народу – не протолкнуться. А тут еще секретарь обкома комсомола предоставил слово нашему бригадиру.
Лёва поднялся на сцену, прокашлялся в кулак и объявил ни к селу ни к городу:
– Извиняюсь… – Виновато посмотрев со сцены в нашу сторону, он сказал: – Можете убить меня, ребята, или – ещё хуже – выгнать из бригадиров… Я сам отдал чертеж своего автомата Косте Бондарчуку. Только не могу понять, почему они все-таки нас обставили?
Костя засопел и встал с места.
– Спасибо тебе, что присылал кубинца. Как только наступал вечер, он к нам в бригаду являлся на подмогу с твоим автоматом и до света вкалывал. Вот как.
Лёва широко разинул рот, но ничего не сказал, только ошеломленно взглянул на Федерико.
А Федерико расхохотался. Он показал пальцем на Костю, потом на Леву, потом ткнул себя в грудь.
– Полка-тройка. Соревнованя. Дружба, мир!
В зале засмеялись, Громко зааплодировали, потребовали, чтобы на сцену поднялись и Костя, и Федерико,
Они поднялись на сцену. И стояли там и смотрели друг на друга – Костя довольно, Лёва сердито, а Федерико весело. Так их вместе и сфотографировал корреспондент "Комсомольской правды".
Наш друг Федерико Баррера теперь уже вернулся на Кубу. Он частенько присылает нам письма, и мы отвечаем ему коллективно. Костя Бондарчук и Лёва Королевич соперничают до сих пор. Но Катя Куликова тут уж совсем ни при чем: у нее оказался жених в погранчастях. После демобилизации он приехал работать к нам в совхоз. И самые закоренелые сплетники не смогли ему сказать про Катю ничего худого, потому что Катя, Лёва и Костя всегда гуляли только вместе. Они даже и танцевали втроем. Есть такой танец – полька-тройка.
Весна
1
Нина Павловна заметила его еще в приемной: здоровяк с загорелой шеей и обветренным лицом смотрел на нее внимательными карими глазами. Конечно, заболеть может каждый, но больного выдают глаза, в особенности когда они смотрят на врача: глаза больного человека всегда выражают неуверенность, вопрос, надежду или грусть, а эти глаза не таили ничего, кроме спокойного любопытства.