Полковник по сходной цене - страница 8

стр.

– Здорово, – хмыкнул Тарас, – с тобой не пропадешь, Колобок.

– А ты думал!

– Я б до такого не дотумкал, – продолжал восхищаться Тарас. – Как дверь взломать грамотно или там… по башке дать кому-нибудь – это я запросто. А вот с бабками трепаться и лошком прикидываться…

– Дело в том, – немного даже снисходительно сообщил Колобок, – что надо уметь общаться с людьми. Я это умею… Ну, конечно, когда трезвый… Вот эта дверь!

– А здесь кто живет?

– Директор школы, – шепотом проговорил Колобок, – бабки про него с уважением говорили. Наверное, и человек состоятельный, и это… как его… интеллигент. Ну давай – иди опять прячься.

– Ага, – с готовностью кивнул Тарас и поспешно направился к лестнице, ведущей на площадку этажом выше.

* * *

– Ну и с-сука, – прошипел Колобок, спускаясь по лестнице, – а еще директор школы. Гнида. Фраер поганый, чтоб его… Пидор!

– Сколько? – поинтересовался Тарас.

– Червонец! – почти крикнул Колобок. – Червонец он мне дал, представляешь? А зато выспрашивал – кто я такой, отчего умерла эта чертова Пелагея… Кому квартира достанется, это ему тоже нужно знать, козлу!

– Да, – согласился Тарас, – я слышал. Редкостный ублюдок. Однако пойдем быстрее, через пять минут отправляется наш поезд. Как же мы товар оставили без присмотра – а если не дай бог… А все ты со своей опохмелкой. А ведь если что – мы попадаем конкретно.

– Ни хера с товаром не будет, – проворчал Колобок. – Наши заказчики его так замаскировали, что ни одна сволочь не догадается, что к чему.

Они вышли из подъезда, Колобок вежливо раскланялся с бабульками на лавочке.

– Вышла! – закричала одна из них Колобку.

– Что? – не понял тот.

– Да Пелагея-то! – еще громче завопила она. – О которой мы беспокоились. Выздоровела и к нам на лавочку вышла. На солнышке погреться. Вон она идет.

Тарас с Колобком одновременно обернулись туда, куда показывала бабулька. Прямо навстречу им семенила сухонькая, согнутая пополам старушонка, одетая, несмотря на страшную жару, в валенки, телогрейку и ватный платок, из-под которого выглядывало ссохшееся до размеров детского кулачка коричневое личико.

– Валим отсюда, – шепнул Колобок Тарасу, и приятели, заметно ускорив шаг, направились прочь от дома и через пару минут были уже на вокзале.

– Третий путь, четвертая платформа, – проговорил Колобок, задыхаясь от быстрого шага, – я запомнил. Быстрее, три минуты осталось до отправления. Уже, наверное, объявили…

– Слушай, – проговорил вдруг Тарас, – а кто был тот первый жилец? Ну, который тебе две сотни дал?

– Этот? А хрен его знает. Старухи про него ничего… А нет, говорили, вспомнил – он писатель.

– Настоящий? – удивился Тарас.

– Хрен его знает, – повторил Колобок. – Мне на это, если честно… Оп-па, – вдруг странным голосом произнес он и остановился. – Черт возьми, кажется, нам сегодня очень-очень не повезет.

– В чем дело? – озираясь, спросил Тарас.

– Посмотри. Вон, на перрон, – и кивком указал, куда Тарасу следует посмотреть.

– Мама, – проговорил Тарас и сделал шаг назад, – вижу теперь. Елки-палки, что нам теперь делать-то? Поезд сейчас тронется, а мы тут стоим.

– А товар в купе, – хрипло напомнил Колобок. – Если мы от поезда отстанем, нам абзац. А если сейчас попытаемся в поезд сесть – тоже. Что же делать-то нам, дорогие товарищи?..

– Они к нам идут…

* * *

– Чай пить после кофе – это… как его… моветон, – высказался Гарик, отрывая губы от чайной чашки.

– Пей, пей, – усмехнулась Тамара. – У тебя в организме – недостаток жидкости.

– И сам знаю, – ответил Гарик и вдруг, вскочив со стула, подбежал к окну. – Ни хрена себе! – выговорил он. – Вот это да!

– Что там? – спросила Тамара.

– Мои вчерашние собутыльники, – сказал Гарик, – по перрону шляются. Что это они – поезд скоро тронется. Отправление уже объявили.

Тамара поставила чашку на стол, поднялась со своего места и тоже подошла к окну.

– Ага, – сказала она. – Вот тот самый Колобок, а вот и здоровяк… Как его?

– Тарас, – ответил Гарик и постучал костяшками пальцев по стеклу.

– Ты чего? – спросила Тамара.

– Ну как? – удивился Гарик. – Поздороваться же надо. Черт, не слышат меня. Как они странно озираются – как будто чем-то напуганы…