Полководец улицы. Повесть о Ене Ландлере - страница 16

— Возьмите, пожалуйста, господин адвокат, — протянула она значок и Ландлеру. — Вы, конечно, приглашены на прием, который устраивает руководство. — И любезно объяснила, как в лабиринте комнат найти предназначенный для официального ужина зал, прибавив: — Надеюсь, после ужина вы появитесь в «народе». Разыщите меня непременно. У меня к вам огромная просьба: помогите одной особе, у вас такое доброе сердце.

Смущенный, взял он значок, который не собирался прикалывать к лацкану, но и не хотел, чтобы это заметила славная женщина. У него на языке уже вертелось: «Скажите, какая у вас просьба». Но тут вниманием госпожи Деак завладела хрупкая курносенькая девушка, раздававшая значки в другой стороне вестибюля.

— Тетя Йожефа, дорогая, у меня разобрали все до единого.

Группа молодых людей следовала за девушкой, с шутливой настойчивостью требуя значки.

— Еще бы, — засмеялась госпожа Деак. — Молодые господа просто атакуют тебя.

— Пожалуйста, вот еще один. — Ландлер сунул свой значок в руку одного особенно настырного юноши и направился в зал, где должен был состояться прием.

В коридоре его остановил одетый во фрак Золтан Лендьел и с озабоченным видом медленно обошел вокруг, оглядывая с головы до ног.

— Скажи-ка, за эту визитку ты расплачивался не из тех ли четырех золотых по двадцать крон, которыми надьканижская Alma mater[5] наградила тебя за «выдающуюся литературную и декламаторскую работу в кружке самообразования»? Нет, твой туалет здесь неуместен. Ты входишь в число известных общественных деятелей, а твой парадный костюм, как я вижу, вышел из моды.

Они до сих пор любили говорить в шутливо непринужденном тоне, как в студенческие времена, когда учились вместе в университете и организовывали большие факультетские диспуты и манифестации.

— Стой, плут! — в свою очередь напустился на него Ландлер. — Ты приходил ко мне в контору, и вы с моим братцем составили заговор: хотите заставить меня публично вывернуть наизнанку мои пустые карманы.

Перебрасываясь веселыми шутками, они пришли в зал, где вокруг красиво накрытых столов, поставленных глаголем, собравшись небольшими группами, беседовали руководители демократического кружка и их гости. Вновь приходившие, отыскав свои имена на визитных карточках возле приборов, присоединялись к беседовавшим поблизости, чтобы при появлении Важони быстро занять места. Ландлер нашел свою карточку около прибора Тивадара Баттяни.

— А, очень рад, mio amico[6], - приветствовал его длиннобородый граф. — Я просил, чтобы нас посадили рядом. Нам совершенно необходимо поговорить.

Не в пример прочим аристократам он пересыпал свою речь не немецкими, а итальянскими словечками.

Тивадар Баттяни, единственный сын одного из немногих венгерских морских офицеров, занимался, как ни странно, не военно-морским делом, а торговым судоходством. Он состоял на государственной службе и до того, как его выбрали депутатом парламента, был судовым капитаном фиумского морского ведомства. Ищущий новых путей в жизни граф подбирал себе друзей из оппозиционной буржуазии, а в парламенте выступал на стороне независимых. Особенно интересовали его дела государственных и железнодорожных служащих: он получил депутатский мандат, собрав в Фиуме голоса благодаря обещанию — которое потом сдержал — добиться для них тех же преимуществ, что у столичных служащих. Именно поэтому Баттяни высоко ценил осведомленность Ландлера в делах железнодорожников, к нему посылал своих избирателей, вступивших в конфликт с начальством, а Ландлер в процессе тринадцати благодаря Баттяни взялся защищать Миклоша Яновича из Фиуме.

Но момент для разговора был неподходящим. В зале не умолкал шум голосов. Собрались депутаты, которые, стремясь провалить в парламенте законопроекты правительственного большинства, стучали там кулаками по скамьям, выступали с нескончаемыми импровизированными речами, зачитывали целые страницы из кодекса законов, часами рассказывали анекдоты или цитировали длинные полосы газетных статей. Здесь были авторы нашумевших оппозиционных передовиц и юристы, которые на политических процессах использовали залы судебных заседаний как трибуну для разоблачения правительства. И сейчас в клубе чувствовалась накаленная атмосфера парламентских схваток. Во весь голос ругали, высмеивали самодовольного беспощадного Тису и громко хохотали, — ведь оппозиция была теперь настроена оптимистически. С наслаждением растягивая итальянские слова, Баттяни присоединил свой голос к словесной буре.