Полнолуние любви Том 1 - страница 12
– Сегодня? Почему?
– Им звонила Изабела из Арараса и сказала, что там произошло что-то ужасное.
– Вот идиотка!
– Что?
– Напрасно она это сделала.
– Они поехали с Рутиньей и застали в доме жуткий разгром. Аугусто исчез.
– Никуда он не исчез.
– Но вы же, сами говорили, что он в Арарасе, а теперь его там нет.
– Да, говорил, говорил, только не думал, что кто-то станет проверять мои слова.
– Что?
– Глупо получилось. Изабела никогда ни с кем не советуется.
– Это правда…
– С Аугусто всё в порядке, если можно считать порядком его очередную затею.
– А мне нравится, что Аугусто всё время ищет что-то новое. Таким был его дедушка, мой муж. Он начинал множество дел, много раз разорялся, но никогда не горевал. Однажды…
– Ну вот, завела, – пробормотал сквозь зубы Вагнер.
Родриго подъехал к дому Алваренги на новеньком «харли-дэвидсоне», резко затормозил. Потрясённая Флавия смотрела на мотоцикл с восторгом.
– Садись, Флавия, садись скорее, – нервно сказал Родриго.
– Ты что, Родриго, с ума сошёл? Мы же договорились встретиться на автобусной остановке, чтоб никто нас не увидел вместе. А ты примчался сюда, да ещё с таким шумом, громом.
– Мне надоело всех бояться. Садись.
И они промчались по широким авенидам Рио, мимо старинных соборов, построенных ещё во времена конкистадоров, мимо парящих, как птицы, зданий из стекла и бетона, построенных Нимейером… Но им были неизвестны ни даты постройки соборов, ни имя великого архитектора. Они были простыми подростками из предместья. Они плохо учились в школе, потому что глупые телевизионные передачи и притягательная вольница улицы заняли их головы и души. В самой любимой ими песенке пелось: «Не думай ни о чём, что может кончиться плохо», вот они и мчались, не думая, вдоль широкой набережной, обсаженной высоченными стройными пальмами.
– Что с тобой, Родриго? – Флавия склонилась над возлюбленным. Они лежали на пляже, и Родриго не отрывал взгляда от неба.
– Я опять поссорился с Мерседес. Неужели она сказала правду?
– Какую?
– Что я сижу на шее у матери точно так же, как и она. Только я, в отличие от неё, притворяюсь, что не замечаю этого.
– Это тебе самому судить. Но ты всё-таки не такой, как Мерседес. Она очень равнодушна и к тому же глупа. Она мучит дону Жену, и ей нет до этого никакого дела. А ты, мне кажется, любишь мать? Или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаешься. Я обожаю её так же, как и тебя… – Родриго обнял Флавию, склонился над нею… Его руки становились всё смелее и смелее. – Ты сводишь меня с ума, Флавия, – прошептал он.
– Я счастлива с тобой!
Потом они лежали рядом, соединив руки.
– Почему я так боялась… Всё оказалось так прекрасно, – шептала на ухо Родриго Флавия. – Я больше никогда не буду бояться. Я хочу всегда быть с тобой – жизнью надо наслаждаться…
– Мы только начинаем жить… Ты будешь моею до самого утра… У нас впереди вся ночь. – Родриго привлёк к себе Флавию.
Но девушка вывернулась, вскочила.
– Ты с ума сошёл, Родриго! Какая ночь! Нам пора. Который час? – Она взглянула на часы. – Боже мой! Отец убьёт меня.
– Ты не хочешь здесь остаться? Понимаю. Ну, ничего, в следующий раз у меня будут деньги, и мы поедем в мотель на всю ночь.
– Милый, мне и здесь было хорошо. Отряхни с меня песок. Отец, наверное, не спит. Я даже думать боюсь, что он со мной сделает.
– Я пойду с тобой и скажу, что хочу жениться на тебе.
– Только не это! Представляешь, какой будет скандал?
– Представляю, – грустно сказал Родриго. – И моя мать прибежит, конечно.
Но прибежал к Женуине отец Флавии Алваренга. Он барабанил в дверь так, что тряслись стёкла. Женуина вскочила с кровати, накинула халат.
– Чёрт побери, это ты, Алваренга? – Она открыла дверь. – Ты представляешь, сколько стоит сейчас такая дверь? Почему ты врываешься в мой дом ночью?
Но вид Алваренги в пижаме, с всклокоченными седыми волосами, напугал Женуину.
– Что случилось? Флавия?
– Да, да, Флавия! Ты права – Флавия! Она уехала куда-то на мотоцикле с твоим сыном. И до сих пор их нет. А может, они прячутся здесь? Говори! Ты сводница, ты потакаешь пороку! Говори, где они, или я переверну весь дом!
– Успокойся. Как тебе не стыдно! Бедная Флавия! Kaк ты мог такое подумать о детях?