Полонез - страница 12
— Можно к тебе ненадолго? — спросил он.
— Ненадолго — это как?
— На полчаса примерно.
Маша посмотрела на отца. Взгляд его был холоден и суров.
— Хорошо, — сказала Маша. — Но учти — на полчаса, и не больше.
Они прошли в ее комнату.
— У тебя стаканы далеко? — спросил Денис, доставая из пакета бутылку сухого вина.
— Я не буду пить.
— Ну, хотя бы один. Для меня.
Маша вышла из комнаты и через минуту вернулась со стаканом.
Денис ловко вскрыл бутылку и налил себе вина до краев.
— Мне кажется, что-то изменилось, — сказал он.
— Да. Изменилось.
— В наших отношениях?
Маша кивнула.
— Я думаю, что они больше не нужны, — сказала она, садясь на кровать на почтительном расстоянии от Дениса.
— Я почему-то так и предполагал.
— Тем лучше.
В ее голосе не было эмоций. И это убеждало лучше всяких слов. По губам Дениса пробежала усмешка.
— Я думал, что Майкл надо мной издевается…
— А в чём дело?
– Да так… Сказал пару слов о тебе. Ты ему нравишься.
– Это не имеет никакого значения. С Майклом у меня ничего нет. Сообщаю на всякий случай, хоть тебя это и не касается.
— Спасибо.
Воцарилась тишина. Денис медленно хлебал из стакана свое вино.
— Так что же ты хотел? — спросила, наконец, Маша. — У меня много дел.
— Я, кажется, написал рассказ.
— Кажется?
— Да, потому что его еще нужно довести до ума, а я пока не знаю, как это сделать.
— Ты с этим справишься.
Денис посмотрел на Машу долгим взглядом. В ее словах и голосе не было язвительности; но она была. Была сама по себе, без участия Маши.
— Хочешь, расскажу?
— Нет. Не хочу. Но ты всё равно рассказывай. Потому что ты за этим пришел.
Денис не спеша наполнил до краев свой стакан.
— В первую очередь хочу поблагодарить тебя за знакомство с Майклом. Это он натолкнул меня на идею рассказа. В общем, дело так: жил на свете музыкант по имени Фил. То есть — Фил он для друзей, на самом деле звали его Филипп Кашин. Играл он в одной второсортной рок-группе, и была у него подружка по имени Катя. Со временем Фил ей надоел, и она его бросила, а сама стала встречаться с администратором студии, где группа обычно репетировала. Фил по этому поводу сильно переживал. И однажды вечером, весь в горечи, пошел в студию, закрылся там в гордом одиночестве и записал музыкальную композицию. Музыка получилась очень необычная. В ней — не просто гитарная мелодия, в ней словно начинает петь сама душа автора, он создает нечто, подобного чему никогда прежде не было. И когда он заканчивает играть, сердце его останавливается, и он умирает. Находят его только утром, а рядом в магнитофоне обнаруживают кассету с его музыкой. И у всех, кто слушает эту кассету, волосы дыбом встают. Это — не музыка. Это — боль, это — крик, это — любовь. Это, наконец, сама душа Фила. Композиция очень красива, но слушать ее без содрогания невозможно. Кассету отдают Кате — она слушает ее и начинает понимать, что утратила нечто бесценное. Любовь к нему охватывает ее с новой, доселе невиданной силой. Она слушает и слушает ленту без конца, и ей всё сильнее кажется, что Фил жив — он где-то рядом. В конце концов она бежит в студию и берет у администратора ключи: ей кажется, что композицию эту нужно слушать там, где она впервые прозвучала. Она вставляет кассету в магнитофон, нажимает какие-то кнопки, а сама садится в уголок и ждет. Сидит и сидит, пока до нее не доходит, что прошло уже минут двадцать, а музыки все нет. Она подходит к магнитофону и с ужасом обнаруживает, что нажала не ту клавишу. И вся запись на ленте стерлась. Она перематывает ленту в начало и включает снова. Но на ленте только тишина и какие-то шорохи.
Денис замолчал. Маша смотрела на него с интересом. Повертев в руке стакан, Денис наполнил его вновь и, слегка отхлебнув, продолжил:
— Катя в шоке. Она садится на стул и слушает тишину. И вдруг открывается дверь и в помещение входит какой-то человек. Она не замечает его, он подходит и окликает ее по имени. Она оборачивается. Перед ней стоит Фил. Живой и настоящий. Получилось так, что, когда она стрела запись, душа Фила вернулась с кассеты в тело. Он воскрес и оказался там, где умер — в студии.
— Ну ты даешь! — Маша перебила Дениса. — Какая-то фантасмагория. Не знаю — смеяться или плакать. По-моему, вот это — наконец-то твой стиль: всё очень надуманно и совершенно нереально.