Полоса отчуждения - страница 28

— Вечный покой не есть ли цель Азии?

— Большая ошибка. У Азии нет цели. Азия созерцает, но она и кипит. Вы что, не видели, какими глазами китайцы смотрят на японцев? — Он не дожидался ответа. — Мы, русские, с Востоком много напутали. Мы не знаем главного, не знаем или забываем — его высшая идея пришла к нему с Запада. Царство мертвых, — показал рукой на кладбище Никаноров, — для Востока расположено на Западе. Там у них и царит их главная богиня Си-ванму. У нее персиковый сад с известными плодами. Вас интересует бессмертие?

Он остановился.

— Да. Бессмертие мне небезынтересно, — ответил Иннокентий, и они оба рассмеялись над вычурностью его ответа.

— Между прочим, эта самая Си-ванму поначалу была страшилищем с хвостом барса и клыками тигра, а постепенно стала красоткой. Но пока она становилась красоткой, она женила на себе владыку Востока, у которого птичье лицо и тигриный хвост. Пройдемся вдоль могилок? — спросил он, по обыкновению, неожиданно.

Они зашли на кладбище.

— Но мы с чего начали? — На секунду Никаноров впал в рассеянность и, собравшись с мыслями, продолжил: — Ах, мы начали с голода и безденежья. С финансовой проблемы, не к месту будет сказано. Так вот. Запад — это металл, Восток — дерево. Золотая жаба прискакала на Восток с Запада. На взгляд Востока, разумеется. Есть такое мнение иллюзорного свойства, что у китайцев золото не в ходу и не в почете. Но как раз в первую очередь манзы — вы знаете, что так в Приморье называли китайцев, — манипулируют драгоценным сим металлом на необозримых пространствах от Уссури до Хуанхэ. Это они в свое время привозили его с таежных приисков на капустные становища, где его брали за опиум иностранцы, понаехавшие во Владивосток во второй половине шестидесятых годов из Чифу и Шанхая. Изображая закупку капусты, они увозили золотишко в Чифу и Шанхай. Опиум в Шанхае продавался легально, под прикрытием английского военного флага, из двух плавучих магазинов. Затем золото отправлялось в английские, немецкие и американские банки. Вот уж правда, в Китае оно не задерживалось. Но это раньше, в былые времена, а сейчас на золотую жабу здесь смотрят с весьма невялой симпатией. Европеизируются потихоньку. Проще говоря, все едино, и семейка у них — у Востока с Западом — одна. Но дерево, однако, чем-то отличается от металла, не так ли?

— Мне кажется, Восток неплохого о себе мнения. Вот только по Цусиме плыли не деревянные ладьи.

— Вот, вот.

Они шли вдоль могил с разнообразными надгробьями — богатыми, бедными или по большей части никакими, заросшими травой забвения, неухоженными. Как на всех кладбищах мира, здесь пели птицы. Иннокентий присмотрелся: синица, щегол, малиновка — знакомая картина. Человеческие имена на плитах и памятниках потускнели или стерлись. Никаноров произнес с большой грустью:

— Исчезают, совсем исчезают первостроители дороги и города. Об этом есть за-мечательные стихи у Мпольского…

Это было сказано так внезапно, так сердечно, что Иннокентий почувствовал прилив слез к глазам. На высокой сосне запел какой-то пернатый. Никаноров сурово бросил:

— Никогда не разбирался в птицах, черт бы их побрал.

Развернувшись медленно, как дредноут, он в одиночку пошагал на выход из кладбищенского сада. Шел автор ста романов Никаноров, шел примерно 34-й год, или I-й год Кан-дэ.

У ворот Никаноров остановился, подождал Иннокентия.

— Простите, забыл попрощаться. И кстати, вы давно из Владивостока?

— Да нет. Был совсем недавно, в октябре 98-го. Сейчас как раз пишу записки о своем посещении родного города. Хотите ознакомиться?

— Очень, очень любопытствую.

Иннокентий вынул из внутреннего кармана пиджака легкую тетрадку форматом десять на пятнадцать сантиметров под твердой обложкой цвета зеленовато-желтого мрамора с надписью «Manager's nots». Никаноров открыл наудачу.

«Вереница крыс в четыре-пять голов средь бела дня неспешно переходила улицу Ленинскую в самом центре города. Они вышли из кафе «Алые паруса» (прежнее название). Это было самым кромешным впечатлением в прошлый мой приезд. Улицу стали опять называть Светланская, по ее девичьему имени. Во Владивостоке не произошло тотального перетряхивания городской топонимики. Может, и к лучшему. Наиболее же удачным возвращением старого названия я считаю улицу Шефнеров-скую: капитан-лейтенант А.К. Шефнер командовал транспортом «Манджур», вхождение которого 2 июня 1860 года в будущую бухту Золотой Рог стало рождением города (сперва поста). Поэт Вадим Шефнер — его прямой потомок. Честно говоря, именно поэтому мне так дорог этот факт.