Полоса точного приземления - страница 19
Терлецкий перевел дух и добавил:
- А иначе чем вы, дорогой мой, объясните такую вещь. Были в те самые годы - двадцатые, тридцатые - отличные, талантливые конструкторы, скажем, в вашей области, самолетные. Делали они машины, и летали эти машины отлично, даже в серии шли, летчики их любили. А потом почти все эти конструкторы, за исключением единиц - их мы теперь Генеральными знаем, - отсеялись. Кто перешел на вторые, на третьи роли, а кто и совсем из конструкторского дела ушел. Почему? А вот по тому самому! Новым требованиям не соответствовали… Так что не посмеивайтесь. Принять замминистра, который завтра нашим отцом и благодетелем должен стать, это тоже дело не последнее.
- Входит в круг обязанностей Главного?
- А что вы думаете - входит. Обязательно входит.
Вновь назначенный заместитель министра Евграфов подъехал к подъезду вавиловского КБ точно - минута в минуту - в назначенное время. Вопреки традициям, за ним не тянулся хвост «сопровождающих лиц». Приехали только три или четыре работника министерства - непосредственные помощники Евграфова, а в качестве представителя высшего руководства - Лев Сергеевич Шумов, о котором, учитывая занимаемый им ныне пост, видимо, правильнее было бы уже говорить не «приехал», а «посетил».
С Шумовым Литвинова связывала давняя и прочная дружба. Когда-то молодой, совсем еще зеленый испытатель Литвинов и столь же молодой ведущий инженер Шумов летали вместе на стареньком двухместном биплане. Испытывали какое-то оборудование - набирали высоту, пикировали, снова набирали, снова пикировали. Испытание было из самых несложных, но для обоих едва ли не первым. Потому и засело в памяти. Оба любили вспоминать: «Эх, лихо мы тогда пикировали!..» Хотя пикировали нельзя сказать чтобы с предельной крутизной или с выходом на очень уж малой высоте. Да и впоследствии у обоих набралось - на земле и в воздухе - немало поводов для воспоминаний куда более острых. Но все равно ранние воспоминания содержат в себе что-то особенное… В последующие годы Литвинов не раз с удовольствием наблюдал, как спокойно, ответственно, невозмутимо ведет себя при самых сложных обстоятельствах Шумов. Дорожил его дружбой, дружбой глубоко порядочного, доброжелательного, верного своим друзьям человека. Импонировало Литвинову и то, что, делая много добра людям, Шумов не только не афишировал этого, но, напротив, прилагал все усилия к тому, чтобы его помощь оставалась анонимной.
Со временем Шумова начали выдвигать - он, как с удовлетворением сформулировал Белосельский, «пошел вверх». Выдвижение это не было молниеносным - через ступеньки Шумов не перепрыгивал. Но было неуклонным.
Так называемых «звездных часов» в жизненном пути Шумова на первый взгляд как-то не просматривалось. Просто на каждом очередном посту он, что называется, «оправдывал». Был из тех имеющихся на каждом заводе, в каждом институте, в каждом конструкторском бюро людей, у которых всегда все получается.
А «звездные часы»… Перелистав инженерную биографию Шумова чуть повнимательней, все-таки можно было найти в ней и означенные часы.
Старожилы хорошо запомнили историю, которая в свое время имела резонанс весьма широкий. Дело было довольно давно - когда Белосельский находился в самом зените своей летной славы, Федько и Литвинов числились молодыми, хотя и многообещающими, а Шумов успел зарекомендовать себя надежным ведущим инженером с задатками (пока лишь, задатками) сильного организатора. Эти-то задатки и натолкнули нескольких многоопытных министерских зубров на мысль «перевести часы» в одном довольно каверзном деле с себя на молодого, перспективного, быстро растущего (на превосходные степени зубры, остро жаждавшие выйти из игры, тут не скупились)…
Суть же дела, вокруг которого развернулся весь этот политес, была несложна. На далеком сибирском заводе сдавалась заказчику - гражданской авиации - головная серия из двадцати новых транспортных самолетов. Вернее - в том-то и дело! - не сдавалась. Должна была сдаваться, но дело застопорилось по причине, которая на первый взгляд могла показаться ерундовой: не укладывались в заданные пределы характеристики установленного на этих самолетах навигационно-штурманского оборудования. Попытки уговорить заказчика отложить доведение этого оборудования «на потом» (летали же всю жизнь без него, пролетаете еще немножко) успеха не имели. Да и самим работникам завода, предпринявшим эти попытки, было ясно, что это несерьезно. На новых, по тем временам скоростных, заоблачно высотных самолетах ориентироваться в полете по старинке, держась железных дорог, рек и прочих наземных ориентиров, или по компасу («курс и время»), или даже пеленгируясь по радиостанциям, уже не годилось. Да и вообще самолет - это единый, цельный комплекс! Вынимать из него произвольно составные части нельзя.