Полоса точного приземления - страница 62

- Ощущаю… Когда играю в преферанс, - на чем интервью и закончилось.

…Авария Аскольдова выглядела странно. Впрочем, этим она не отличалась от подавляющего большинства аварий, во всяком случае, на первом этапе их расследования. Летное происшествие, всем с самого начала абсолютно ясное, встречается нечасто.

Аскольдов гнал площадки на нескольких высотах при разных режимах работы двигателей. Простейшее задание, серийный самолет, никаких оснований для беспокойства… Выйдя на очередную высоту, Аскольдов отрегулировал обороты двигателей, подождал, пока установится режим полета, убедился, что стрелки указателя скорости и высотомера устойчиво подрагивают возле одних и тех же делений циферблатов, нажал кнопку внутрисамолетной связи и коротко бросил оператору: «Режим».

Тот включил самописцы - пошла площадка. Прогнать ее так, чтобы получить на лентах приборов-самописцев четкие, будто по линейке проведенные линии, тоже надо уметь. Правда, при этом ни решительности, ни особых знаний, ни умения верно отреагировать на неожиданно возникшие обстоятельства, ни каких-либо других, традиционно приписываемых испытателям высоких качеств, не требуется. Но требуется, оказывается, другое: терпение, аккуратность, тщательность. Не зря, наверное, любил говорить склонный к афористике Белосельский: «Сложность нашей профессии в том, чтобы в летчике-испытателе сидел бухгалтер и гусар одновременно». На площадках бухгалтерская составляющая испытательского облика, бесспорно, превалирует над гусарской.

Стрелка секундомера прошла шесть раз по кругу. Аскольдов скомандовал: «Конец режима», - прибрал обороты двигателей и, сверившись с планшетом («Где там у нас следующая площадка?.. Ага: на пяти тысячах…»), ввел самолет в крутой разворот со снижением. Снижаясь, он привычно обшарил взором приборную доску и, еще не отдав себе отчета в том, какой прибор привлек к себе его внимание, вздрогнул. В кабине самолета десятки приборов. И давно замечено, что все их нормальные, правильные показания летчик как-то не отмечает в своем сознании. Спроси его о них после полета, скажет: «Нормально» - и все! Если, конечно, по заданию не требовалось их специально зафиксировать… Другое дело, если какой-нибудь прибор показывает что-нибудь не то, что надо! Тут уж летчик их обязательно заметит - и осознает!

Так было и на этот раз: Аскольдова внутри что-то кольнуло, когда его взгляд пробегал по керосиномеру. Горючего оставалось где-то на самом донышке баков!.. Почему? Ведь перед началом только что завершившегося режима в них была добрая половина полной заправки!.. Куда оно могло деваться?!

Первая мысль: врет керосиномер… Скорее всего, так… Но так оно или не так, а продолжать полет, полагаясь на эту гипотезу, означало бы идти на безрассудный риск. И Аскольдов решительно довернул к направлению на аэродром. Попросил руководителя полетов обеспечить ему посадку с ходу, без круга.

Но до аэродрома оставалось минут десять лета. А стрелка.керосиномера резко шла к нулю.

- Сейчас она дойдет, - сказал себе Аскольдов, - и тут-то мы увидим, врет керосиномер или…

…«Тяга обоих двигателей пропала одновременно», - писал он потом в донесении. А в воздухе, как только это случилось, глянул на лежавшие внизу сплошные леса и резко скомандовал оператору:

- Катапультируйся!

- Что? Как? - растерянно переспросил оператор. - Катапультируйся немедленно! - рявкнул Аскольдов.

В то же мгновение в кабину летчика ворвался рев обтекающего самолет воздушного потока, Аскольдову больно заложило уши - это оператор сбросил крышку своей кабины. И сразу после этого за спиной Аскольдова раздался оглушительный выстрел, самолет вздрогнул, как от попадания зенитного снаряда, - оператор катапультировался.

- Ну, Саша, давай! - сказал себе Аскольдов, прижался к спинке кресла, напряг мускулы всего тела - и потянул красную рукоятку, торчащую с правой стороны у чашки сидения.

Когда над головой летчика, громко хлопнув, раскрылся основной парашют, вытянул его из кресла и бережно, неторопливо понес к земле, он подумал: «Хорошая все-таки, штука - парашют! Спасибо Леонардо да Винчи за идею. Толковый был старик!»