Полоса точного приземления - страница 65
Уехав с аэродрома, аварийная комиссия выдала свое заключение не через два-три дня, как обычно бывало в таких случаях, а лишь спустя добрых две недели. Причина этой проволочки хотя и не сыграла никакой роли в последующих злоключениях Литвинова, тем не менее вспоминалась им всю жизнь с теплым чувством: «Есть люди на свете!..»
Оказалось, что двое из пяти членов аварийной комиссии уперлись. Решительно отказались взвалить ответственность за катастрофу, причины которой остались неустановленными, на Литвинова. Строптивых членов комиссии долго, в разных кабинетах, на разных этажах уламывали - на это и ушли те самые две недели - ив конце концов махнули рукой: «Пусть пишут особое мнение».
Так оно и появилось, это памятное Марату особое мнение…
А аварийный акт, точнее, его пункт, касающийся виновника происшествия, был принят не очень убедительным большинством в один голос: три против двух. Нароков заметил, что на соревнованиях по боксу такой расклад судейских мнений обычно вызывает бурную реакцию зала: топот, крики, свист… Но дело происходило не на соревнованиях по боксу.
Литвинова и его друзей заинтересовало, кто же эти два упрямца, противопоставившие свою нелицеприятную точку зрения безличному, но могущественному: «Есть мнение…»? И не изменившие ее, несмотря на все уговоры.
- Практического значения не имеет. Но интересно, - сказал Белосельский. - Всегда интересно знать, кто есть кто.
Начали перебирать членов комиссии.
Председатель отпал сразу, автоматически: особое мнение с его стороны означало бы спор с самим собой. Нелогично!
Второй член комиссии - аэродинамик «братского» КБ - был в этом смысле абсолютно вне подозрений:
- Ему вылезти с особым мнением нравственное кредо не позволит, - сказал Белосельский.
- Вернее, безнравственное, - уточнил Федько. Возражений не последовало. Аэродинамика знали. Третий член комиссии, работник министерства, в прошлом однокашник Литвинова по учебному заведению, где они вместе отгрызали первые куски гранита авиационной науки, тоже вроде бы не подходил: штатный сотрудник аппарата, ему сопротивляться начальству - все равно, что против ветра плевать.
Четвертый член комиссии - ученый, видный специалист по летным испытаниям - сам только-только вышел из полосы неприятностей. Кто-то откопал какие-то вызывающие сомнения места в его анкете. Выплывала неясная фигура не то раскулаченного дяди, не то застрявшей на оккупированной территории тети. Так или иначе ему сейчас привлекать к себе внимание особой строптивостью никак не следовало. Литвинов это понимал и положа руку на сердце никаких претензий к четвертому члену комиссии не предъявлял.
Еще меньше претензий за послушное следование мнению председателя комиссии можно было бы предъявить пятому ее члену. Его биография складывалась нелегко. Долгие годы провел он вдалеке от коллектива, в котором начинал свое служение авиации, быстро рос, выдвигался, казалось бы, процветал… Вернулся к родным пенатам в середине пятидесятых годов, и между его возвращением и назначением в эту чертову аварийную комиссию прошло времени - всего ничего. Были все основания полагать, что если пройденные житейские университеты чему-то его и научили, то никак не упорному отстаиванию собственной, независимой точки зрения.
Итак, в каждом из пятерых заподозрить автора особого мнения было трудно. А ведь подписали его! Даже не один человек, а двое. Существовало же это особое мнение! Откуда-то оно взялось. Мистика какая-то!
- Нет тайного, которое не стало бы явным. Выяснится, - уверенно сказал Белосельский.
- Это точно. Прорежется, - подтвердил тогда еще совсем молодой, только что пришедший в коллектив испытательного аэродрома Аскольдов.
И действительно, прошло время, и все выяснилось.
Особое мнение написали четвертый и пятый члены комиссии!
Написали, несмотря на то, что именно им это было особенно трудно. В который уж раз подтвердилась старая истина, что порядочность человеческая - великая сила. И если она в человеке есть, то никакие соображения выгоды, спокойствия, даже собственной безопасности преодолеть ее не могут.