Полоса точного приземления - страница 70

стр.

А жизнь испытательного аэродрома шла…

- Ну, как дела? - спросил Федько вернувшегося из полета Кедрова.

- Нормально… Вот только пожарные сигнализаторы прямо осточертели! Натыкали их куда надо и куда не надо, - они и срабатывают без толку, то один, то другой. Только режим начнешь - красная лампочка! Пока разберешься - температуры повсюду нормальные, кормовой наблюдатель дыма ниоткуда не видит, словом, все в порядке, - режима уж, конечно, нет. Начинай сначала. Надоело… Я термоизвещатели выключил, и дальше все пошло спокойно.

- Как это выключил? - удивился Федько.

- А так. Очень просто. Взял и выключил. Общим тумблером.

- Да ты что! Разве можно это делать! Лучше пусть они сто раз зря сработают, чем один раз не отсигналят, когда надо. Тем более двигатель форсированный. Мало ли что там может…

Кедров пожал плечами. Спорить с Федько он не хотел: в его армейском прошлом это именовалось «вступать в пререкания» или - совсем уж нехорошо - «противопоставлять…». Но про себя считал старших летчиков немного перестраховщиками: «Они место под солнцем имеют. Завоевали. Им теперь лишь бы старую репутацию не растерять. А мне…»

Освоившись в новой для себя обстановке испытательного аэродрома, Кедров быстро почувствовал, что имеет все данные стать здесь далеко не последним. И что начинать нужно именно с этого - показать, что он не только не хуже, но в чем-то и сильнее старожилов. А в том, что он сильнее, Кедров был внутренне убежден. И не только потому, что моложе…

- Бывает комплекс неполноценности, - сказал как-то наблюдательный Нароков. - Но у Кедрова, мне кажется, комплекс сверхполноценности. Тоже не сахар.

Может крупно подвести. Вот так получилось… - И он рассказал, как подобный «комплекс сверхполноценности» подвел на последних соревнованиях одного молодого, одаренного боксера: «Зарвался…». Нароков имел звание судьи всесоюзной категории и в том бою как раз был рефери на ринге.

Разговор о термоизвещателях закончил Литвинов: - С неработающей пожарной сигнализацией можно продолжать полет, если идешь на боевое задание. На войне. И ни в каком другом случае. Так, между прочим, и в инструкции написано.


Кормовой наблюдатель записывал в планшет показания приборов. Впрочем, их было немного. Главная задача кормового наблюдателя, ради которой его, специалиста по авиационным двигателям, и посадили в кабину, расположенную позади оперения, в самом хвосте самолета, была простая: наблюдать за теми частями двигателей, которые из носовых кабин не видны, - выхлопными соплами и задними створками. Сейчас он пребывал в прекрасном, даже несколько повышенном настроении, среди причин которого не на последнем месте находилось то обстоятельство, что он, кажется, начал привыкать к полету в этой странной позиции - задом наперед!

Он был хорошим инженером, этот наблюдатель. Но в полета»х участвовал сравнительно редко. И уж совсем непривычен был к кабине кормового стрелка. Там и болтает побольше. А главное - это положение лицом назад! Даже в пригородной электричке не все пассажиры любят сидеть так. На самолете же, в этой кабине, перед косом только широкое бронестекло, а за ним - убегающая из-под ног пустота!.. Если, конечно, пустота может откуда-то прибегать и куда-то убегать… Короче говоря, в первых полетах по этому заданию кормовой наблюдатель ощущал то, что авиационные медики деликатно называют вестибулярным дискомфортом. Попросту говоря - его слегка мутило. И вот сегодня он, кажется, впервые может сказать себе, что никаких неприятностей не ощущает. Похоже, привык! Мир прекрасен!

Он неторопливо записал все, что требовалось, в планшет. Потом его внимание привлек выплывший из-под крыла слева («То есть это от меня слева, а по ходу полета это справа», - мысленно поправился он) город на берегу реки. В этом городе он бывал, а потому начал с интересом разыскивать и находящийся где-то в центре - вот он! - старинный собор, и разветвленные пути железнодорожной станции, и белевшую пролысину городского стадиона, и городской театр, построенный в двадцатых годах в удивительном стиле, названия которого наблюдатель не знал («Кубизм, что ли…»).