Половцы, торки, печенеги, берендеи - страница 10

стр.

Еще прежде, чем Киевская Русь в начале X века была вынуждена принять на себя напор первых тюрок — печенегов, участь стать заслоном от тюркского кочевого мира выпала Болгарскому каганату, который уже с середины IX века оказался лицом к лицу перед кимаками-половцами, узами-торками, берендеями и печенегами.

Болгарский каганат, сложившийся на Средней Волге и низовьях Камы уже к началу VII века, представлял собой прочное государственное образование, с развитой земледельческой и промышленной культурой, широко налаженной торговлей, с целым рядом зависимых от болгар финских народов, вовлеченных в хозяйственную жизнь этого государства, — таких, как мурома, мордва (мокша и эрзя), буртасы (мишари), пермь, югра, вотяки, черемисы, башкиры. Ядром Болгарского каганата, его государственно-организующей силой, была, как известно, немногочисленная, из пятисот семейств состоявшая, тюркская орда, выселившаяся из своей алтайской прародины, — перевалив через Урал, она подчинила себе местное оседлое земледельческое финское население и долго с ним не смешивалась. Еще в IX веке эта главенствующая тюркская орда вместе со своим каганом была типично кочевой среди городского и земледельческого финского населения[52], что не мешало, однако, государственной сплоченности Болгарии.

Основная, собственно болгарская территория ограничивалась лишь обоими берегами Нижней Камы, бассейном Черемшана и течением Волги между устьями этих рек, но «сфера влияния» болгар простиралась далеко на север (в «Завод оцскую Чудь», Югру), запад (мурома по Оке), юго-запад (мордва, буртасы) и особенно на восток (пермь, вотяки), переваливая за Урал и по границе лесостепи проникая в область среднего течения Тобола, Иртыша и Оби (башкиры и др.). Все эти зависимые от болгар народы были хорошо защищены от кочевников дремучими лесами. Но собственно болгарская область, лежащая в открытых степях, с ее восточной и юго-восточной сторон, в районе Нижней Камы и Черемшана, была издавна желанным местом для кочевников, и Болгарскому каганату приходилось защищаться от них теми же средствами, которые так широко затем применяли южнорусские княжества: создавая родственные союзы и — что было несравненно более действенным — расселяя кочевников на своих степных границах для защиты государства от их же соплеменников.

Уже приходилось упоминать о свидетельстве арабского географа Истахри, писавшего в середине X века о том, что к лету на низовья Камы прикрчевывали огузы-торки и что Кама служила им границей с кочевавшими здесь же кимаками-половцами. В дальнейшем мы будем видеть огузов-торков южнее, в причерноморских степях, но след пребывания их на болгарском пограничье останется в виде города Торческого — очевидно, места поселения огузов-торков, — известного из русских летописей как город, принадлежавший болгарам. Ибн Фадлан[53] сообщает нам о родстве болгарского кагана с одним из влиятельнейших огузов.


Тот же процесс проникновения тюркских кочевников в мир оседлых государств, который происходил в Болгарии, мы видим и на Руси. Как раз в конце X столетия, при князе Владимире, начинается закрепление за Киевским княжеством областей по Верхней и отчасти Средней Волге. От этого времени, по всей вероятности, и ведут свое происхождение те поселения торков в Ростово-Суздальской земле, след которых мы узнаем в современной топонимике: деревни Торчино и Торки[54] в окрестностях Суздаля. Из летописей же мы знаем о походе Владимира Киевского в 985 году на камских болгар со вспомогательным конным отрядом торков. Этот факт указывает, что на русско-болгарском пограничье не только Болгария, но и Русь привлекала торков для своих военных целей и образовывала из кочевников пограничные вспомогательные отряды; только здесь, на ростово-суздальском пограничье, это произошло на целое столетие раньше, чем на пограничье киевском.

Очевидно, вместе с огузами-торками доходило до Среднего Поволжья и не фиксируемое мусульманскими и русскими источниками тюркское племя берен (русские берендеи, берендичи), судьба которого ближайшим образом связана с судьбою огузов-торков: следы его мы также находим в топонимике Ростово-Суздальского княжества