Польша против СССР 1939-1950 гг. - страница 7

Ушедшие из Одессы в начале 1920 г. под натиском красных войска генерала Бредова решили двигаться на соединение с поляками. При этом участник этих событий генерал Штейфон писал, что о поляках белые не имели никаких сведений, за исключением того, что Польша тоже воюет с Совдепией[7]. Надо признать, что поначалу поляки отнеслись к прибывшим белым войскам неплохо и даже как будто шли переговоры о выделении им участка фронта для ведения совместных боевых действий против красных. Но так было лишь до тех пор, пока ситуация на фронте складывалась в пользу красных. Впоследствии бредовцы были интернированы с условием временного пребывания на территории Польши до возвращения к Деникину при условии сдачи оружия и обозов. Но как только они сдали оружие, их тотчас же загнали в лагеря для интернированных, которые по сути являлись концлагерями. Не в счет было и то, что еще совсем недавно Деникин содействовал отправке в Польшу бригады Зелинского, сформированной на юге России из польских беженцев, и возвращению тех же самых беженцев на родину.

Когда же положение на фронте изменилось в пользу начавших наступление польских войск, бредовцы и вовсе превратились в глазах поляков в ненужную обузу. Со всеми вытекающими последствиями. Материальная помощь с Запада, который формально являлся союзником белых, до лагерей, в которых находились военнопленные, не доходила. Содержались они в совершенно неприспособленных зданиях с окнами без стекол, где им приходилось спать прямо на земле, переносить издевательства и избиения. Случалось, что по баракам стреляли, видно, кипела душа у храбрых польских охранников от одной мысли, что русские, пусть и пленные, топчут священную польскую землю. Адъютант генерала Бредова Циммерман впоследствии вспоминал: «Один из полковников, заведовавших лагерями, в резкой форме спросил меня: понимаю ли я, что я нахожусь в пределах польского государства и что обращения к иностранным военным миссиям совершенно неуместны и могут лишь иметь отрицательные последствия... В военном министерстве сидели почти исключительно "пилсудчики", относившиеся к нам с нескрываемой злобой... Они ненавидели старую Россию, а в нас видели остатки этой России...»[8] О том же писал и генерал Промптов: «Полгода войска и беженцы протомились в польских лагерях за проволокой, без денег, в одежде и обуви, пришедших в негодность, на крайне скудном пайке... Отношение поляков, чрезвычайно любезное, предупредительное и заискивающее поначалу, пока мы были вооружены и представляли силу, сменилось недоброжелательностью и презрением после того, как мы сели за проволку». Неудивительно, что в свете этих мрачных обстоятельств, крокодиловы слезы, проливаемые ныне польской стороной по поводу горькой участи соотечественников, попавших в советские лагеря в 1939 г., вызывают сочувствие далеко не у каждого. Что делать, шановни панове, как аукнется, так и откликнется.

Впрочем, панове, кажется, никогда и не скрывали, что в данном вопросе руководствоваться общепринятой логикой они не собираются и вовсю оперируют навязшими в зубах двойными стандартами. А потому рассуждают, видимо, следующим образом: как можно сравнивать заморенных голодом красноармейцев с польскими офицерами, если первые ничтожные лапотники, а вторые цвет нации? Кстати, по крайней мере в частных беседах подобную точку зрения автору слышать приходилось. Но и это еще не все. Ибо существует еще одна не менее научно-фантастическая версия, в соответствии с которой межвоенная Польша, захватывая чужие земли и гноя в лагерях сотни тысяч военнопленных, на самом-то деле спасала Европу от большевизма. Вставала, так сказать, живым щитом на пути у чуждых цивилизации бесчисленных орд. Понятно, что полякам сознание своего исторического «величия» — словно бальзам на душу, вот только известен ли спасенной Европе сам факт спасения, доселе неведомо.

Обидно, однако, другое. А именно то, что сегодня, в период относительности всех принципов, наверняка найдутся оправдатели для этой польской галиматьи, видя ее первопричину в закономерной реакции поляков на многие годы их вынужденного рабства в составе Российской империи. Вот только доводы в защиту этого тезиса будут у них слабоватые, ибо давно и широко известно, что проклятый русский царизм как-либо персонально, по национальному признаку, поляков не притеснял, и на территории Российской империи они пользовались правами ничуть не меньшими, чем прочие населявшие ее народы, а в западных губерниях даже представляли собой привилегированный слой. Даже присягу в русской армии поляки произносили на родном языке, что тем не менее не мешало им относиться к ней в высшей степени формально.